Сегодня - я, а завтра

________________________________________
Максимов А. А.
Бандиты в белых воротничках:
как разворовывали Россию
(в сокращении)
________________________________________
ОГЛАВЛЕНИЕ

 ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
 ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОЙ ПРИВАТИЗАЦИИ
 КАК ПАВЛОВ И ЩЕРБАКОВ САМИ СЕБЕ “СВИБЛОВО” ПОДАРИЛИ
 ПРОФЕССИОНАЛ В КОМАНДЕ ПРОФЕССИОНАЛОВ
 ВЕЛИКИЙ ЛИТЕРАТОР
 ДАТСКИЕ КАНИКУЛЫ
 РЕФОРМЫ ПОД ОГНЕМ
 ПОД КРЫШЕЙ ФОНДА СВОЕГО
 ПОД КРЫШЕЙ ФОНДА СВОЕГО (Продолжение)
 ГРИГОРИЙ ЛЕРНЕР: ЖИЗНЬ И ТЮРЬМА
 БРИЛЛИАНТОВОЕ КОПЫТЦЕ, ИЛИ ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО КОЗЛЕНКА
 РОЗЫСК “БЕГЛЫХ” КАПИТАЛОВ
 СЧЕТА ПРЕДЕРЖАЩИЕ
 ПРОФЕССИОНАЛЬНОЕ ЗАБОЛЕВАНИЕ

________________________________________
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Оптовая цена реформ
Это книга о двух миллиардах. Долларов. Столько удалось ее героям изъять – из государственной казны, из кошельков доверчивых сограждан, из кассы своих собственных предприятий и банков. Нижеописанные подвиги – далеко не полный перечень достижений героев капиталистического труда за годы либеральных преобразований, лишь капля в необъятном море российских афер. Но и эта капля вполне соразмерна самым крупным статьям государственного бюджета.
Это книга об одном триллионе. Рублей. Во столько оценили господа реформаторы все движимое и недвижимое имущество государства, которое было решено передать в частные руки на первых двух этапах приватизации. То есть оценили, наверное, дороже – но к 1995 году только триллион от всех распроданных богатств советской империи поступил в казну. Мы подробно поговорим о том, кто и как производил оценку, кто и как делил разницу между номинальной ценой народного достояния – и рыночной, как эта грандиозная распродажа отразилась на счетах авторов и исполнителей фантастического кино под названием “российская приватизация”.
Это книга о 200 миллиардах долларов, которые были “экспортированы” из страны за годы той же самой приватизации и тех же самых реформ. Гигантские капиталы убегали, убегают и будут убегать, опровергая основной тезис господ приватизаторов. Тезис был такой: главное, чтобы у предприятий и магазинов появился частный, конкретный собственник – уж он-то наладит производство, он-то распорядится собственностью во благо страны. И он распорядился: то, что было раньше заводом, – стало виллой на Кипре; то, что когда-то шумело сосновым лесом, – стало счетом в швейцарском банке; то, что было неприкосновенным запасом, хранилось в виде золота и алмазов в государственных тайниках, – стало яхтами и вертолетами в Калифорнии. Мы расскажем о самых прибыльных экспортных технологиях – о технологиях вывоза из страны свободно конвертируемой валюты.
Мы приоткроем завесу тайны над причинами странного заболевания внутренних и прочих компетентных органов нашего государства. Болезнь эту можно назвать слепоглухонемотой. Пораженные этим недугом стражи порядка не видят, не замечают, как целые строчки бюджета превращаются в элитные дома для новых русских чиновников, – а дома простых граждан помимо их воли переходят на черный рынок, где торгуют жизнями вперемешку с квадратными метрами. У борцов с преступностью атрофируется слух – они не слышат, как свистят пули во время очередного передела приватизационного пирога. Правоохранители поражены немотой: тайны вкладов мафии они хранят на манер государственной или даже военной тайны.
Придется раскрывать их нам. Если не по долгу службы, то хотя бы по зову сердца.

ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОЙ ПРИВАТИЗАЦИИ
Народ ограблен не был, поскольку ему это не принадлежало. Как можно ограбить того, кому это не принадлежит? А что касается, что по дешевке, пускай приведут конкретные примеры.
Альфред Kox
СП “РЕФОРМА”
“Кинули! Всех кинули!” Примерно такими фразами общественность встретила наступление очередного кризиса, начавшегося в августе 1998 года. Возникло ощущение, будто мы узнали о нашем правительстве нечто новое, будто что-то перевернулось в нашем сознании. Но на самом деле ничего необычного, ничего такого, что не укладывалось бы в русло государственной политики последних десяти лет, не произошло. Главной, самой крупной, не имеющей мировых аналогов аферой был не кириенковский дефолт, не гайдаровская шоковая терапия, не павловский обмен денег – а чубайсовская приватизация. Собственно, это стало ясно всем и довольно быстро – еще раньше, чем появился термин “прихватизация”. Однако подоплека аферы и ее конкретная технология остались за кадром.
Подоплека искусно скрывалась за словесами о так называемом курсе реформ. Где прятался моторчик этого самого курса? Ясно ведь, что преобразования последнего десятилетия были инициированы не снизу, а сверху. Но зачем понадобилось функционерам добровольно расставаться с властью, добровольно делиться? Только ли понимание “неизбежности преобразований” двигало нашей элитой?
Теперь уже ясно как день: власть никто не отдавал – и никто этого делать не собирался. Во всех ближних республиках, в большинстве городов и весей на основных ключевых постах мы сегодня видим членов и кандидатов в члены Политбюро, ЦК КПСС и ВЛКСМ, крайкомов, обкомов, горкомов, райкомов. Но если все остались при своих – к чему тогда разгорелся этот сыр-бор с реформами?
Все очень просто. В советские времена власть очень плохо конвертировалась в собственность. У них, конечно, и тогда все было – но масштабы тогдашней “частной” собственности и возможности ее преобразования в качественно новый жизненный уровень были весьма ограниченными. Они были начальниками заводов и фабрик, приисков и рудников, военных баз и конструкторских бюро – а хотели быть полновластными хозяевами.
По меткому выражению политолога Анатолия Костюкова, рыночные реформы в России состоялись как совместное предприятие посткоммунистической бюрократии и новорусской буржуазии, причем главным реформаторским действием был раздел государственной собственности. То есть союз госчиновника и предпринимателя являлся необходимым условием успеха – причем оба партнера по негласным условиям игры должны были иметь равные материальные выгоды. Здесь даже уместнее говорить не о союзе чиновника и бизнесмена, а о некоем симбиозе, о буржуазной бюрократии.
В этом смысле довольно откровенно высказался один из главных столичных олигархов, чье имя пока еще мало знакомо широкой публике. Владимир Евтушенков, председатель совета директоров АФК “Система”, человек из ближайшего окружения мэра Лужкова (столь близкий, что одна из газет даже распространила слух о том, что их жены – родные сестры), на вопрос, кто он – чиновник или бизнесмен, – ответствовал: “В чистом виде – ни то, ни другое”. Действительно, его бизнес-карьера началась с того, что на базе трех управлений мэрии был создан Московский комитет по науке и технике, на базе которого, в свою очередь, возникло одноименное ЗАО. Сегодня компании Евтушенкова владеют акциями “Интуриста”, “Детского мира”, МГТС, Мобильной телесистемы, Московской сотовой, телекомпании ТВ Центр. И вся эта “система” считается естественным предвыборным ресурсом столичного градоначальника. Схема, ставшая за годы реформ хрестоматийной: власть – деньги – власть.
Итак, причины затеянных партийной элитой преобразований лежат на поверхности. Нас же больше интересует механизм афер. Потому что далеко не просто осознать, каким образом на глазах у всего честного народа, на виду у всех наших многочисленных правоохранительных органов, спецслужб, инспекторов, ревизоров и аудиторов – среди бела дня всю собственность страны распихали по сугубо частным карманам.
Ведь идея приватизации была честна и прозрачна: вся государственная собственность, весь промышленный пирог делится на равные доли – и к столу приглашаются все граждане России. Каждый получает очень маленький кусочек, очень маленький – но зато по честному, по принципу всеобщего равенства – засевшему в нашу подкорку так прочно, что никакой Бердяев выбить его не в состоянии. Входным билетом на это национальное пиршество, по идее, являлся ваучер. На выходе из “ресторана” каждого должен был ожидать новенький “жигуленок” – так по крайней мере обещал всем нам отец приватизации Анатолий Чубайс.
Самые проницательные, впрочем, не поддались на посулы организаторов всеобщего бесплатного обеда и купили на ваучеры по поллитровке, не отходя от сберкассы. Более доверчивые – то есть основная масса приглашенных – доверили свои цветные бумажки респектабельным господам, похожим на метрдотелей: они обещали устроить фуршеты по высшему разряду. В течение последующих трех-четырех лет “метрдотели” говорили нам, что фуршет откладывается по техническим причинам. Потом они на связь уже не выходили. Фамилии иных мы обнаружили в криминальных хрониках, в разделе “Убийства”, а кое-кто стал мелькать на телеэкране в качестве представителей так называемой бизнес-элиты. Большая же часть нигде уже не мелькает по причине смены места жительства.
Как же так, до сих пор недоумевает общественность. Вроде все поровну поделили, из расчета на 150 миллионов душ – однако 149,99 миллиона из них ничего не получили. Через какие дырки в каких заборах утекала национальная собственность?
“Обманка” заключалась прежде всего в способе калькуляции народного богатства. С самого начала было решено, что на стол подадут не весь пирог, а самую несвежую и прогорклую его часть – самую же вкусную оставят на потом. Для так называемой денежной приватизации. То есть для тех, кто по ходу так называемой бесплатной приватизации скопит (“прихватизирует”) достаточно средств, чтобы вступить в борьбу за главные призы.
Но и с менее сладким куском произошло шулерство. От него опять же отрезали самую удобоваримую часть и на время отложили ее в холодильник. Когда же пиршество (если так можно назвать обед, состоящий из трех черствых корочек) закончилось, было объявлено, что всем опоздавшим к столу талончики на бесплатное питание продляются еще на полгода, – причем стол для них будет накрыт в отдельной зале. Тут-то и достали из холодильника заветную “заначку”. Можно только догадываться, почему опоздавшие, то есть наименее сознательные господа, получили наиболее ценные призы. Но характерно, что все нынешние олигархи и магнаты оказались как раз в числе “случайно” опоздавших. То есть в числе тех, кто не спешил расставаться с мешками накопленных ваучеров в первоначально намеченные сроки.
Иными словами, коварство приватизации по-русски состояло в следующем. Общество наивно полагало, что отцы-реформаторы хотят разделить все на всех. В действительности же они с самого начала решили разделить кое-что среди кое-кого. Так, чтобы ни населению, ни тем более госказне ничего не досталось.
Многие это оправдывают следующим образом. Экономика страны потому была в плачевном состоянии, что у нее не было конкретных собственников. Появится хозяин – появится и стимул развивать производство. Но вот беда: хозяева появились – а стимулов как не было, так и нет. В чем же загвоздка?
Загвоздка в том, что никакая цель не оправдывает преступные средства ее достижения. Собственность, полученная воровским путем, никогда не вольется в легальную экономику. Аферисты, как правило, не создают новые рабочие места и не заботятся о пополнении государственной казны. Если новый хозяин завода ходит под статьей, он больше думает о создании “запасных аэродромов” в оффшорной зоне, чем о нуждах собственного предприятия.
СКРОМНЫЙ БИЗНЕС КОМИССАРОВ ПРИВАТИЗАЦИИ
Нетрудно заметить, что все громкие скандалы в России развиваются по одному и тому же сценарию. Выливание нескольких ушатов компромата на страницы центральной прессы – сенсационные отставки – возбуждение уголовного дела – закрытие уголовного дела – полное забвение. Похоже, не удалось изменить традиционную фабулу и сценаристам “книжного дела”.
Вслед за победными реляциями о допросах членов команды Чубайса и обысках в родственных ему организациях – глухая тишина. Как сообщила мне помощник прокурора Москвы Татьяна Маслова, следователи Мосгорпрокуратуры младореформаторов отнюдь не допрашивали, а всего лишь опрашивали: допросы возможны только в рамках уголовного дела, но для возбуждения его так и не найдены основания.
Правда, суд, рассматривавший иски Чубайса к журналисту Минкину подтвердил: утверждение о том, что сумасшедшие гонорары приватизаторам за еще не написанные брошюры являются скрытой формой взятки – действительности не противоречит. Однако никаких выводов правоохранительные органы из решения суда не сделали.
Логику следователей легко понять: стоит ли говорить о каких-то четырех сотнях “штук баксов”, когда на самом деле за фасадом российской приватизации циркулируют миллионы и миллиарды? Если исходить из посылки, что для постсоветского чиновничества госслужба и бизнес давно уже стали понятиями не только совместимыми, но практически идентичными, приватизация, безусловно, является самым рентабельным видом коммерческой деятельности.
Рентабельность здесь определяется разницей между рыночной ценой приватизируемых предприятий и той, по которой они достаются избранным счастливчикам; между рыночной ценой особняков и так называемой балансовой стоимостью, фигурирующей в сделках купли-продажи; между реальной арендной платой – и официальной. Эти “ножницы” порой достигают тысячи процентов – навар немыслимый даже для наркоторговцев. Надо быть очень низкого мнения об умственных способностях комиссаров приватизации, чтобы заподозрить их в полном незнании рыночной конъюнктуры или принципиальном альтруизме. Вопрос лишь в том, кто и как делит этот самый навар. Выработаны ли научно обоснованные “коэффициенты”, или договорные отношения между приватизаторами и приватизирующими так же стихийны, как наш дикий рынок?
В любом случае трудно придумать более удачное идеологическое прикрытие для привати-бизнеса, чем лозунг 91–93-го годов: не так уж важно, каким образом происходит разгосударствление; важно то, что бывшее социалистическое имущество наконец-то обретет реального собственника.
“Сибирский варяг” Владимир Полеванов, возглавив ГКИ и подведя промежуточные итоги ваучерной и денежной приватизации, ужаснулся. “Реализованная модель приватизации дала за два года в бюджеты всех уровней лишь 1 триллион рублей доходов, что в два раза меньше, чем доходы Венгрии от приватизации, – констатировал он в докладе Виктору Черномырдину (ни разу, кстати, не публиковавшемся) в январе 95-го года. – Номинальная величина ваучерного фонда изначально была в 20 раз меньше стоимости основных фондов. Скупая и перепродавая крупные партии ваучеров, ЧИФы фактически обеспечили передачу государственной собственности новым реальным владельцам за бесценок [...] 500 крупнейших приватизированных предприятий России стоимостью не менее 200 млрд. долларов были проданы за 7,2 млрд. долларов США”.
Но может, это был не злой умысел, а всего лишь преступная халатность комиссаров приватизации? Отнюдь. “По данным МВД, за 11 месяцев 1994 года в сфере приватизации выявлено 1684 преступления, 127 из которых совершены в крупных и особо крупных размерах. (В 95–96-м Генпрокуратура зарегистрировала уже 10 тысяч грубейших нарушений закона при проведении приватизации. – А.М.) Наиболее типичными были: взятки, криминализация на рынке жилья, скупка акций наиболее рентабельных отраслей народного хозяйства различными иностранными компаниями и фирмами с нарушениями законодательства. Как правило, не декларировался источник доходов при скупке крупных и гигантских пакетов акций физическими лицами. Например, Василий Юрьевич Тимофеев (Тюменская область) купил 210 миллионов (!) акций “Газпрома”, заплатив 2 млрд. 100 млн. рублей. 51% акций завода “Уралмаш” скуплено одним физическим лицом”.
В специальном приложении к докладу Полеванов привел три наиболее вопиющих случая скупки за бесценок лучших предприятий страны. Под номером один стояла авантюра с покупкой гражданами Израиля Михаилом и Львом Черными контрольных пакетов акций Красноярского и Братского заводов (о ней мы еще расскажем). Под номером два – рассказ о попытке приобретения французской фирмой “Сепр” единственного в России Щербинского завода огнеупоров. При стоимости завода в 145 млн. долларов фирма предложила за 35-процентный пакет акций 5,5 млн. долларов, – лишь вмешательство правоохранительных органов эту сделку притормозило. Под номером три – история о том, как всего за 8 млн. рублей были проданы здания и сооружения Московского института повышения квалификации руководящих работников и специалистов химической промышленности (МИПК), ориентировочной стоимостью в 100 млн. долларов.
На этой малоизвестной афере имеет смысл остановиться поподробнее. Во-первых, потому, что начали ее еще руководители союзного правительства, а успешно завершил Анатолий Чубайс. Во-вторых, это одно из первых крупных “достижений” младореформаторов, копья вокруг которого ломаются до сих пор. В-третьих – классический, можно даже сказать, хрестоматийный пример приватизации по-русски.
КАК ПАВЛОВ И ЩЕРБАКОВ САМИ СЕБЕ “СВИБЛОВО” ПОДАРИЛИ
Экономические беды России – прежде всего от семидесяти лет коммунизма, которые, грубо говоря, испоганили народную душу и народные мозги.
Альфред Кох
Время действия: холодное лето 1991 – зима 1996 годов.
Место действия: Москва, Кремль и его окрестности, а также микрорайон Свиблово.
Действующие лица и исполнители: премьер-министр СССР, он же член правления Международного центра социально-трудовых проблем (МЦСТП) Валентин Павлов; зампред Кабинета министров СССР, он же председатель правления МЦСТП Владимир Щербаков; министр химической промышленности СССР, впоследствии глава правительства Чеченской Республики Саламбек Хаджиев; председатель Госкомимущества Анатолий Чубайс; первый заместитель председателя Верховного Совета РСФСР Сергей Филатов; мэр Москвы, он же член правления МЦСТП Гавриил Попов; трудовой коллектив Московского института повышения квалификации руководящих работников химической промышленности (МИПК) – массовка. И другие.
Пролог
О больших маневрах времен “позднего Горбачева” и “раннего Ельцина”, в результате которых значительная часть имущества КПСС, ВЦСПС и государства перешла в личную собственность партийных и профсоюзных лидеров, писалось и говорилось немало. Особенность истории приватизации гостиничного комплекса “Свиблово” в том, что судебная тяжба вокруг этой недвижимости длилась почти пятилетку.
“Сделку” начали оформлять за несколько дней до августовского путча. Опыт строительства “запасных аэродромов” позже широко использовали практически все российские политики, занимавшие мало-мальски значимые посты. Но данная история – из жизни первопроходцев.
Действие первое. Взятие плацдарма
27 июня 1991 г. премьер Союза Валентин Павлов подписывает постановление о создании при Кабинете министров СССР новой структуры – Госкадры СССР, которая получала в свое подчинение все институты повышения квалификации страны. В этом сугубо абстрактном документе есть один неожиданно конкретный пункт 6: “...передать Международному центру социально-трудовых проблем в качестве взноса советской стороны (?) здание учебного корпуса и общежитие одного из институтов повышения квалификации”.
Упомянутый центр (МЦСТП) был создан за полгода до этого, имел статус международной общественной организации, смутные цели (“удовлетворение общественных потребностей в высококвалифицированных кадрах в условиях перехода к рынку”), весьма важных соучредителей – Госкомтруд и ВЦСПС – и знатных сопредседателей: Валентина Павлова, его зама Владимира Щербакова, академика Станислава Шаталина и мэра столицы Гавриила Попова. Судя по дальнейшему развитию событий, вся затея с созданием нового министерства была придумана исключительно ради скромного шестого пункта.
Документы, на основании которых нейтральное “один из институтов” превратилось во вполне конкретное – МИПК Химпрома, имеющий на тот период самую современную инфраструктуру из аналогичных заведений, а “два корпуса” трансформировались в весь комплекс, отсутствуют. Тем не менее это случилось.
7 августа заместитель премьера Владимир Щербаков начинает поторапливать Минхимнефтепром с передачей заветного имущества центру, которым руководит Владимир Щербаков. Вице-премьер аргументирует свою нетерпеливость опасностью нарушений договоренностей президента СССР М.С. Горбачева с руководителями “семерки” и требует, чтобы вопрос был решен не позднее 15 августа. Министр химической промышленности Саламбек Хаджиев ничего не имеет против, но требует свою долю в виде гостиницы “Свиблово”.
В итоге 15 августа подписывается акт о передаче института Госкадрам СССР. В документах появляется удобная приписка – “с последующей его передачей” центру Щербакова. Итак, фундамент “запасного аэродрома” заложен.
Действие второе. Абсолютно бюрократическое
До 19 августа получить в свое распоряжение недвижимость наши герои не успели: Павлов оказался в Лефортове, Щербаков – за границей... Впрочем, это в конечном счете ничего не меняло.
Вернувшись осенью в страну (уже никем), Владимир Щербаков без особого труда получает у мэра столицы подтверждение законности допутчевой передачи заветной площади в Свиблове. Что неудивительно, ведь Попов – единственный из членов правления МЦСТП, остающийся при исполнении. Не потому ли столичный мэр с легкостью “забыл” разницу между федеральной собственностью и муниципальной?
В ноябре главный инспектор РСФСР Валерий Махарадзе требует возвращения института в ведение органов госуправления, поскольку передача института несуществующим Госкадрам СССР “состоялась в период антиконституционного переворота”, а его имущество было оценено по остаточному принципу. Спорный институт передают на баланс Минпрома России.
Но Щербаков использует “тяжелую артиллерию”. Сергей Филатов, в то время бывший первым зампредом Верховного Совета РСФСР, ссылаясь на решение мэра, 7 декабря распоряжается “оформить безвозмездную передачу зданий и сооружений бывшего (?) МИПК Минхимнефтепрома СССР (Свиблово) Международному центру социально-трудовых проблем”.
Бюрократическая машина заработала. Следующим, 22 января 1992 года, – “во исполнение распоряжения” Филатова – был приказ Анатолия Чубайса: “Считать комплекс зданий и другое имущество МИПК собственностью Центра и согласиться с предложением Центра о выкупе советской части взноса, то есть стоимости “Свиблово” в размере 8025,0 тыс. рублей”.
Заметим, что цена была на редкость щадящей – столько в 1992 году стоили две “Волги”. Между тем речь шла о головном институте химической промышленности со всем его имуществом: административным, учебным, физкультурно-оздоровительным и гостиничным корпусами, автопарком, пансионатом на Клязьме и обслуживающим персоналом (500 человек).
Однако и на этот раз у “прихватизаторов” результат вышел не совсем тот – недвижимость им была передана лишь на бумаге. Фактически же находилась в распоряжении министра промышленности Александра Титкина. Расстаться с нею он не смог даже после ликвидации собственного министерства. За неделю до указа (сентябрь 1992-го), оставлявшего министра без портфеля, он издает приказ об упразднении института и внесении его имущества на баланс центра. Позже мы встречаем Александра Титкина членом Совета попечителей АОЗТ “Международная академия предпринимательства” (где, кстати, центр Щербакова – один из учредителей). В академию Титкин пришел не с пустыми руками, а со средствами института. Свой личный взнос в АОЗТ он оформил как взнос Минпрома в создание академии.
Новые хозяева “Свиблова” к декабрю 1992 г. полностью вошли во владение собственностью института. Им удалось получить в свое распоряжение не только площади, но и все его денежные средства, а также довольно крупную акционерную собственность МИПК в двух столичных банках.
Действие третье. Когда закон не писан
Следующий, 1993 год ознаменовался любопытным открытием, которое сделали Конституционный суд и Генеральная прокуратура (в лице заместителя Казанника С.Г. Кехлерова): все основополагающие решения о передаче института общественной организации с последующей его приватизацией являются незаконными. Оказалось, что Филатов и Попов превысили свои полномочия, а Чубайс грубо нарушил Закон о приватизации.
Ну что ж, сказали чиновники, спорить не будем. И отменили свои решения (правда, лишь в 1994 году). Однако тот факт, что собственность перешла из рук в руки незаконно, в России отнюдь не означает, что хозяин получит ее назад.
Госкомимущество начало отчаянно судиться с центром Щербакова за спорные площади, пытаясь вернуть их в лоно государства. В 1994 году ликвидированный ранее институт был восстановлен. Однако в затяжных арбитражных процессах это обстоятельство игнорировалось: судьи по-прежнему считали институт ликвидированным, распоряжения Филатова и других законными, а решения Конституционного суда не имеющими к делу отношения. Мнение же Генпрокуратуры не учитывается по той причине, что уголовного дела она так и не завела (видимо, других дел хватает). Судьи не поняли: а зачем, собственно, вступило в спор Госкомимущество, в чем, собственно, заключается “государственный интерес”? Зато служители Фемиды отчетливо увидели последний в деятельности МЦСТП, который был создан для решения (как значится в материалах дела) важных задач.
Судебная тяжба вокруг “Свиблова” длилась пять лет. Весной 1997 года Высший арбитражный суд принял окончательное, не подлежащее обжалованию решение: вернуть гостиничный комплекс и помещения института государству. Но воз и ныне там. Решение суда циркулирует по инстанциям, ГКИ – официальный истец по этому делу – выказывает демонстративное равнодушие к судьбе гостиничного комплекса, а щербаковский центр вовсе не собирается покидать свое гнездышко. Тем более что большая часть помещений уже давно передана (вероятно, в субаренду) всяческим саунам, гриль-барам, турфирмам и бизнес-школам. Директор обездоленного института Александр Рыбинский насчитывает до 18 таких заведений на площадях, которыми на самом деле имеет право распоряжаться только его учебное заведение.
Дабы еще больше запутать ситуацию, центр самораспустился, но до этого передал всю свою собственность дочерней организации – Международной академии предпринимательства, у руля которой стоят те же самые люди. Не исключено, что руководству института теперь придется судиться по второму кругу. Генпрокуратура, как всегда, немотствует. Тот факт, что речь идет о государственной собственности, которая оценивается в 100–150 млн. долларов, никого не волнует.
СЕАНС ОДНОВРЕМЕННОЙ ИГРЫ ГЕНДИРЕКТОРА АО С КРУПНЫМИ И МЕЛКИМИ АКЦИОНЕРАМИ
Тот, кто воображает, будто новоиспеченными АО стали управлять держатели наибольших пакетов акций, абсолютно не понимает смысла отечественной приватизации. С самого начала бессмысленны были все споры о том, кто должен хозяйствовать на предприятиях – “свои” коллективы или “чужие” инвесторы. Пока теоретики спорили, практики, “крепкие хозяйственники”, одним словом, директора, уже осознали всю прелесть приватизации по-русски, став безраздельными, никакими законами в своих действиях не ограниченными собственниками заводов, совхозов и магазинов. Впрочем, кое-кто “свою собственность” уступил так называемым крупным инвесторам – взамен на открытие валютных счетов за границей. Иные же с инвесторами не договорились – и тогда происходили затяжные конфликты, заканчивавшиеся в лучшем случае судебными разбирательствами, в худшем – взрывами и прочими кровавыми разборками.
КЛАССИЧЕСКИЙ ДЕБЮТ
Все про начавшуюся приватизацию очень быстро понял и директор сети московских валютных магазинов “Русская березка” Юрий Шичков, ставший после прошедшего в августе 1993 года чекового аукциона генеральным директором АООТ “Русская березка”. Приватизация проходила по стандартной схеме: 51% акций получили по закрытой подписке члены трудового коллектива девяти магазинов, 29% выставлялись на чековый аукцион, 15% по Положению о приватизации были переданы в Московский фонд имущества для реализации на коммерческом конкурсе, 5% – в фонд акционирования работников предприятия (то есть также под контроль Московского фонда имущества), используемый в качестве материального поощрения акционеров на этапе успешного завершения приватизации – когда 95% акций окажутся реализованы. В итоге целых 20% акций “Березки” осели в Московском фонде имущества, около 20% на чековом аукционе скупил через несколько фирм-посредников (в частности, через фирму “Ваши ценные бумаги”) концерн “Олби”, а самому г-ну Шичкову досталось, как члену трудового коллектива, примерно 0,23% всех акций.
“Олби” скупал акции, разумеется, не из патриотических побуждений поддержать российскую приватизацию, но под совершенно конкретную программу. А именно: соединить свои внешнеторговые связи, мощную оптовую базу и капитал с широко известной торговой маркой “Русская березка”, превратив “стекляшки” на отшибе (валютные магазины специально располагали в окраинных районах, дабы не возбуждать излишнего озлобления простых “рублевых” трудящихся) в магазины-конфетки, самые элитные торговые точки столицы, куда будут заходить немногие, но со многим в кошельках.
Казалось бы, г-ну Шичкову только радоваться такому замечательному партнеру. Однако нормальный постсоветский директор не заинтересован в инвестициях в свое предприятие, которые неминуемо – о ужас! – дали бы прибыль: во-первых, с этой прибыли надо платить немалые налоги, а во-вторых, делиться с акционерами-инвесторами. А что будет получать лично он? Всего-навсего директорскую зарплату и дивиденды с 0,23% от общего числа акций! А вот если командовать самостоятельно и бесконтрольно...
ХОД КОНЕМ
Чтобы окончательно собрать 51% голосов акционеров – работников предприятия в один самовластный кулак, Шичковым использовался прием, уже апробированный другими, не менее дальновидными директорами. В рамках АО возникло юридическое лицо ТОО “Березка-2”, в оплату уставного капитала которого ушли все принадлежащие работникам акции. И теперь г-н Шичков, как директор нового ТОО, получил уже юридическое право голосовать за весь трудовой коллектив. Рядовые акционеры рассказывали мне впоследствии, что это произошло так тихо и незаметно, что большинство продавщиц даже не догадывались о состоявшемся учредительном собрании, на котором они якобы решили отдать все свои акции в пользу шичковского ТОО. Для них так и осталось загадкой, как в небольшом торговом зале одного из магазинов, вмещающем максимум сотню человек, собрались (по протоколу) 253 акционера. При этом все остальные магазины в тот день и час продолжали работать. Значит, по протоколу получается, работали не продавщицы, а их тени?
Итак, г-н Шичков уполномочил сам себя распоряжаться 51% голосов. Нам неизвестно, каким образом генеральный директор договорился с заместителем председателя Фонда имущества Москвы г-ном Головановым, ставшим членом совета директоров АООТ “Русская березка”, но факт, что контролируемые фондом 20% акций также “заиграли” на стороне г-на Шичкова. Последний решил, что при таком раскладе о концерне “Олби” с его 20% можно смело забыть и превратить свое директорское кресло в княжеский престол. Однако “Олби”, выложивший за победу на чековом аукционе около 1,5 миллиарда рублей, забываться не хотел.
ШАХ
Концерн, так и не сумев договориться со строптивым директором, упорно не желавшим делиться своей (как он считал) собственностью, решил получить такой пакет акций, который заставит г-на Шичкова считаться с интересами других. Началась скупка акций у работников магазина, которые были только рады расстаться с этими, как оказалось, абсолютно бесполезными для них бумажками. К апрелю свои акции продали “Олби” 78 человек, что давало концерну еще 14% голосов.
Оценив угрозу, г-н Шичков срочно внес изменения в реестр акционеров. Якобы на основании учредительного договора вместо 280 акционеров в реестре стал значиться всего один – ТОО “Русская березка – 2”. Поэтому, когда после покупки акций представители “Олби” попросили сделать соответствующие записи в реестре (основном документе любого акционерного общества), руководство АО ответило, что акционеры просто физически не могли продать свои акции, поскольку ими уже не располагают. Люди, узнав, что путем каких-то махинаций их фактически лишили собственности, обратились с запросом в Минфин. Вскоре пришел ответ, что без личных письменных распоряжений каждого акционера о передаче акций в уставный фонд “Березки-2” никто не может эти акции отбирать и куда-то перекладывать (а учредительный договор является не более чем договором о намерениях).
ЖЕРТВА ПЕШЕК
Реестродержатель (фирма, нанятая для ведения реестра) информировал руководство АО “Русская березка” о его незаконных действиях. Но г-н Шичков посчитал ответ заместителя руководителя Департамента ценных бумаг Минфина М.Чукуровой “мнением частного лица”, а с “непонятливым” реестродержателем расторг договор, взяв реестр в свои руки. И чтобы никому неповадно было продавать родные акции на сторону, директор принял решение жесткое, но по-директорски справедливое: предателей уволить!
Предателей оказалось много. Но приказ генерального обжалованию не подлежит. Увольняли, разумеется, не за прогулы, а по собственному желанию. Оно, по словам продавщиц, возникло после 5-часовой отсидки в директорском кабинете и разъяснительной работы (о том, что лучше увольняться “по собственному”, чем по статье о хищении или недостаче). Через несколько недель на улице оказались около 60 бывших акционеров.
Директор фирмы “Ваши ценные бумаги” Юрий Лапин предложил следующую тактику борьбы. Уволенные подают в суд иск о признании недействительными изменений в реестре АО по передаче их акций в уставный фонд “Березки-2”. “Олби”, после удовлетворения иска, получив возможность распоряжаться спорными 14% акций, докупает в Фонде имущества Москвы и у работников магазинов акции до контрольного пакета, проводит собрание, на котором увольняет г-на Шичкова и восстанавливает на работе обиженных.
СОЦИДИОТСКАЯ ЗАЩИТА (ЦУГЦВАНГ)
У этой тактики был только один недостаток: не учитывалось то обстоятельство, что новые хозяева жизни научились действовать гораздо эффективнее и оперативнее законов. Десять раз назначалось в районном суде слушание дела, и десять раз юристы г-на Шичкова срывали судебные разбирательства. Иногда находили какой-нибудь формальный предлог, иногда – просто игнорировали. Два раза суд признавал причины неявки ответчика неуважительными и “принимал меры” – штрафовать на 5 и 25 тысяч рублей.
Смех смехом, подумал генеральный, но истцы, кажется, забыли, кто здесь хозяин. И сделал еще один ход конем. Руководство АО решило провести вторичную эмиссию акций, увеличив их общее число в 10 раз. Это означало бы, что “Олби” вместо 34% оставался только с 3,4% голосов даже в случае положительного решения суда. По ряду причин такая эмиссия противоречит нынешнему законодательству. Но у “крепких хозяйственников” свои законы. Собрание, принимавшее решение об эмиссии, проводилось 9 октября в городе Пущино, в четырех часах езды от Москвы. Видимо, чтобы не доехали “чужие” акционеры. Представители “Олби” все же доехали, но их... прогнали. “У вас доверенности неправильные”, – отрезали работники АО, регистрирующие участников собрания...
История более чем характерная. Вполне типичен и проигрыш концерна “Олби”, который из-за директорского самодурства получил многомиллиардные убытки. Характерна и судьба 60 работников “Русской березки”, которых буквально вышвырнули на улицу за попытку реализовать свои права акционеров. И вполне типичен главный итог: какую бы схему приватизации ни выбрали, хозяином предприятия при любых раскладах все равно становится его бывший директор.
Известный экономист Лариса Пияшева такой процесс называет недоприватизацией. Постсоветские предприятия вроде бы никому полностью не принадлежат – но при этом сливки снимает вполне определенная группа людей, которая собственником в полном смысле не является. Так, “Русская березка” не стала личным имуществом г-на Шичкова, он не может ее продать или передать по наследству своим детям – значит, он не заинтересован в ее перспективном развитии, в партнерах-инвесторах, но заинтересован в быстрой (пока он еще сидит в директорском кресле) прибыли, в “коротких деньгах”.
Недоприватизация по Чубайсу порочна даже не потому, что ее плодами воспользовались в основном мошенники, а потому, что ее главная цель была реализована с точностью до наоборот. Такая экономика не только не становится более эффективной – она просто перестает существовать. Недаром к концу приватизационной пятилетки стало ясно, что банкротом можно объявить каждое второе, если не каждое первое предприятие.
Кстати, “кинутые” акционеры “Березки”, обращаясь во все мыслимые и немыслимые инстанции, дошли до самого Чубайса (в бытность его председателем ГКИ). Чубайс устно назвал происходящее в “Березке” безобразием, но письменно рекомендовал разбираться в судебном порядке. А какие у нас судебные порядки, читателю, думаю, хорошо известно...
ПРОФЕССИОНАЛ В КОМАНДЕ ПРОФЕССИОНАЛОВ
Россия наконец должна расстаться с образом великой державы и занять какое-то место в ряду с Бразилией, Китаем, Индией. Вот если она займет это место и осознает свою роль... тогда от нее будет толк.
Альфред Кох
Это только две из тысяч побед приватизации по Чубайсу над здравым смыслом. Когда их количество переросло в качество, Анатолий Борисович пошел на повышение. А на хозяйстве остался тогда еще малоизвестный политическому истеблишменту Сергей Беляев. Он оказался на редкость талантливым учеником приватизаторов первого созыва. Вот лишь несколько подвигов “профессионала в команде профессионалов” (по мнению составителей предвыборной листовки “НДР”).
4 тысячи квадратных метров здания Исторического музея (Никольская, 5/1) без согласования с музеем, по воле Беляева, были переданы в долгосрочную аренду Союзу предпринимателей и арендаторов России под руководством Павла Бунича. Кстати, этот общественный и научный деятель в свое время вместе с г-ном Чубайсом входил в руководство Российского центра приватизации – что-то типа наблюдательного совета, призванного контролировать ход разгосударствления (через эту контору американцы обеспечивали методическую поддержку младореформаторов). Близость к главным реформаторам оказалась в тот период весьма кстати.
Ежегодная плата за музейные апартаменты для Союза предпринимателей была установлена в размере – только не смейтесь! – 400 тысяч рублей. При этом те же площади, естественно, сдавались в субаренду совсем по другим ценам: одно только ТОО “Селеста” платило 153 тысячи долларов за год. А было еще шесть подобных фирм. Подчиненные Беляева попытались исправить ошибку шефа: зампред ГКИ обратился в арбитраж с иском о признании договора аренды недействительным. Но снова вмешался Беляев и иск отозвал.
В начале 1998 года автор этих строк справился о дальнейшей судьбе отобранных у Исторического музея помещений. Несмотря на то что указанное здание по-прежнему находилось на балансе музея, его сотрудников туда так и не допустили. Распорядители федерального имущества, вероятно, считают, что общественной организации Павла Бунича особнячок на Никольской (аккурат напротив ГУМа) нужнее. Что же касается использования спорных площадей, то, по утверждению администратора Союза арендаторов и предпринимателей Зои Никишенко, все субарендаторы выселены решением арбитражного суда еще два года назад.
Ни минуты не сомневаясь в искренности г-жи Никишенко, я все же решил “выехать на объект” и увидеть все своими глазами. Каково же было мое удивление, когда рядом с табличкой “Союз предпринимателей и арендаторов” в том же здании я обнаружил: магазин мужской одежды “Секрет” (фирма “I.V.Y.”), джинсовый магазин “Дизель”, авиакассы, магазин одежды и обуви “Овация” (ТОО “Никольские ряды”), наконец, “Бистро на Никольской”, где за чашкой кофе я долго пытался справиться с нахлынувшими догадками и подозрениями.
Не менее странная история в период правления Сергея Беляева приключилась и с домом 16/18 по 2-й Тверской-Ямской. Согласно указам президента в этом доме (бывшем здании Госснаба) могли располагаться исключительно органы власти, а распоряжаться им имело право только управление делами президента. Но какое дело до этого Сергею Беляеву? Ничтоже сумняшеся, он подписывает договоры аренды на 2,5 тысячи квадратных метров с Международной финансово-промышленной корпорацией “Новый город”, АОЗТ “Ростинвестнефть”, банком “Хованский” и ТОО “Сибмикс интернешнл”. Коллеги председателя ГКИ опять пытаются опротестовать эти сомнительные сделки в суде, но Беляев снова отзывает иски.
К началу 1998 года почти все эти фирмы продолжали занимать комфортабельное здание Госснаба. Правда, нет уже банка “Хованский”. Зато вышеупомянутый список дополнился еще двумя именами – “Росинвестнефтепродукт” (видимо, отпочковавшийся от “Росинвестнефти”) и ассоциация “Социальная сфера России”.
Примеры можно множить. Впрочем, в кресле председателя ГКИ Беляев просидел всего несколько месяцев – после чего тоже пошел на повышение, возглавив проправительственную фракцию в Госдуме. А в интересующем нас ведомстве надолго расположился Альфред Кох.
ВЕЛИКИЙ ЛИТЕРАТОР
Имя Альфреда Коха связано всего с несколькими скандалами, но зато очень громкими. С самого известного из них – того, что касался истории написания книг о приватизации, начался последний тур информационной борьбы против младореформаторов. Борьбы, завершившейся полным фиаско команды Чубайса, полным крахом их политики. Конечным итогом которой вполне может стать деприватизация – то есть новая русская национализация...
Одним из ярких вкладов г-на Коха в дело передачи сугубо государственной собственности в сугубо частные руки стала приватизация Росгорстраха – крупнейшей страховой компании страны. Первое же распоряжение г-на Коха по этому поводу, мягко говоря, не очень сочеталось с действующим законодательством. Дело в том, что приватизировать предприятие с коллективом более 50 тысяч человек разрешалось только лишь по согласованию с президентом страны. Но г-н Кох, видимо, торопился, дожидаться, когда президентские эксперты изучат план приватизации, ему было не с руки. Одним словом, в Госкомимуществе решили, что обойдутся и без санкции главы государства.
Первым делом счета Росгорстраха были переведены в родной город г-на Коха – в Санкт-Петербург (в тамошний Промстройбанк). Вслед за этим приватизаторы решают, кого поставить во главе новоиспеченного акционерного общества. Под личным патронажем г-на Коха создается спецструктура для установления контроля над пакетом акций компании – общество с ограниченной ответственностью из 9 коллег под руководством Владислава Резника – тоже питерца, известного своими близкими отношениями с предыдущим главой ГКИ Сергеем Беляевым.
Весной 1997 года г-н Кох издает распоряжение ГКИ, Минфину и РФФИ ускорить приватизацию Росгорстраха. Почему он так спешил, неясно. Неужели предчувствовал, что против него (правда, по другому поводу) через несколько месяцев возбудят уголовное дело?
По совсем смешной цене в 500 тысяч баксов (столько стоят три обычные трехкомнатные квартиры в центре Москвы) Резник и компания получают аж 30 процентов акций флагмана российского страхового бизнеса. Но тут вмешалась Дума. 12 февраля 1997 года депутаты поручили Счетной палате проверить, насколько законно действовало Госкомимущество, а до завершения экспертизы предложили правительству приватизацию приостановить.
16 мая Счетная палата доложила: все решения ГКИ и РФФИ (Российского фонда федерального имущества) по приватизации Росгорстраха должны быть расторгнуты как противоречащие законодательству. Тут вмешался и сам президент: он поручил премьер-министру приостановить передачу страхового монстра в частные руки, а Генеральному прокурору подключиться к проверке этой странной сделки.
Буквально на следующий день сам Альфред Кох отменяет план приватизации Росгорстраха, а еще через полгода распоряжением по Мингосимуществу Владислав Резник освобождается от должности председателя правления ОАО “Росгорстрах” с уже знакомой формулировкой – за нарушение законодательства о приватизации. Экономисты подсчитали: за год правления г-на Резника чистая прибыль компании снизилась ни много ни мало в 5 раз! Если же учесть вал судебных исков, последовавший за отменой приватизации по Коху, то нанесенный его действиями ущерб оказался гораздо круче той цены, по которой он попытался “толкнуть” контрольный пакет крупнейшей страховой компании.
Не успели утихнуть страсти по Росгорстраху, как разгорелся новый скандал – вокруг аукциона по продаже 25-процентного пакета акций “Связьинвеста” – мощнейшей и рентабельнейшей компании на рынке телекоммуникаций. Победителем этого аукциона стал известный бизнесмен Владимир Потанин – точнее, оффшорная фирма, связанная с ОНЭКСИМ-банком. Проигравшие олигархи тут же заявили, что аукцион являлся откровенным жульничеством, а его победитель был предрешен. Технология торгов была такова, что соперников г-на Потанина удалось нейтрализовать еще до начала конкурса. Более того, деньги для победы в этом аукционе ОНЭКСИМ получил... из госказны.
В свою очередь, младореформаторы – Анатолий Чубайс и Борис Немцов – утверждали, что продажа “Связьинвеста” была честнейшей и самой выгодной сделкой за всю историю приватизации. (Кстати, впоследствии, когда г-ну Немцову придется оставить свои апартаменты в “Белом доме”, ему будет предложена руководящая должность в “Связьинвесте”. Долг платежом красен.)
Однако сотрудники компетентных органов пришли совсем к другим выводам. В августе 1997 года Федеральная служба по валютному и экспортному контролю (ВЭК), проверив обстоятельства сделки, пришла к выводу, что торги прошли с явными нарушениями законодательства. По мнению экспертов ВЭКа, сделка может быть признана ничтожной, а сумму залога, внесенного кипрской оффшорной компанией, представлявшей интересы Владимира Потанина, следует взыскать в доход государства.
В декабре 1997 года по этому же поводу высказалась и Счетная палата. Аудиторская проверка показала, что при проведении аукциона по “Связьинвесту” были “нарушены правила создания и оплаты уставного капитала компании, а сам аукцион прошел с нарушением законодательства о валютном регулировании”. И что самое интересное – стартовая цена пакета акций была занижена в 3,2 раза.
В общем, история с Росгорстрахом повторялась снова и снова. Всем людям свойственно ошибаться. Но незаконные торги по распродаже госсобственности трудно назвать осечками, ошибками. Речь, скорее, шла о базовых принципах работы творцов приватизации по-русски...
ВЕЛИКИЙ ЛИТЕРАТОР
В результате получился не русский человек, a homo soveticus, который работать не хочет, но при этом все время рот у него раскрывается, хлеба и зрелищ хочет.
Альфред Кох
Если с выполнением своих непосредственных, то бишь служебных, обязанностей у г-на Коха явно были проблемы, то в личном бизнесе он, несомненно, преуспел. О “гонорарном скандале” написано довольно много и подробно. Однако воспроизвести хронику событий – не в том порядке, в котором о них становилось известно широкой публике через СМИ, но в той последовательности, в которой они действительно произошли, – было бы весьма интересно. Ведь иногда сухие хронологические выкладки могут сказать гораздо больше, чем тома публицистики и морализаторства.
Итак, вспомним, как все начиналось.
Январь 1997 года. Швейцарское агентство “Servina Trading S.A.” выплачивает г-ну Коху 557,3 миллиона рублей (около 100 тысяч долларов) за право издания его книги о приватизации в России. “Сервина” учреждена фирмой Тихона Троянова, родственника Бориса Иордана – главы банка “МФК” и ближайшего партнера российской группы ОНЭКСИМ. Соглашение между г-ном Кохом и агентством заключено при содействии зампреда ОНЭКСИМ-банка Дмитрия Ушакова.
Май 1997 года. Господа Кох, Чубайс, Бойко и Казаков подписывают с издательством “Сегодня-пресс” договор о написании еще одной книги (будем называть ее книгой № 2) о приватизации в России. Гонорар каждого – 90 тысяч долларов. В сентябре к авторскому коллективу присоединяется Петр Мостовой – директор Федеральной службы по делам о несостоятельности. Ему полагается точно такой же гонорар.
Июнь 1997 года. Авторы-приватизаторы получают аванс за книгу № 2 – по 50 тысяч долларов на брата. Все, кроме г-на Казакова, кладут деньги на банковские счета. Г-н Казаков – в то время заместитель начальника Администрации президента России – решает получить деньги “черным налом”. Он выдает доверенность некой гражданке Цховребовой, и та забирает для него около 300 миллионов рублей наличными. Переносила ли она эту сумму в дамской сумочке или по такому случаю имела при себе вместительный кейс, история умалчивает.
4 августа 1997 года. В “Новой газете” появляется статья о книжке Бориса Немцова, за которую тот якобы получил 100 тысяч баксов. Там же упоминается книжка № 1 Альфреда Коха.
13 августа 1997 года. Альфреда Коха отстраняют от занимаемой должности. С этого момента начинается его легальный личный бизнес. Он становится во главе американского финансового фонда “Монтес Аури” (переводится как “золотые горы”), учрежденного Фондом защиты частной собственности под руководством Егора Гайдара. По данным различных экспертов, “Монтес” сделала капитал на биржевых спекуляциях в пору президентских выборов – когда колебания курса зависели от информации из предвыборного штаба Ельцина, которым руководили Анатолий Чубайс и Аркадий Евстафьев. Последний также вошел в руководство “Монтес”. Когда возник скандал с невесть откуда взявшимися огромными счетами Чубайса, тот пояснил, что деньги получил за консультации фирмы “Монтес Аури”.
18 августа 1997 года. В той же “Новой газете” подробно рассказывается о том, как г-н Кох получил от “Сервины” 100 тысяч долларов за книгу № 1.
1 октября 1997 года. По следам публикации прокуратура возбуждает уголовное дело. Оно расследуется в Московской городской прокуратуре.
2 октября 1997 года. Анатолий Чубайс заявляет о том, что категорически не согласен с обвинениями в адрес Альфреда Коха.
8 октября 1997 года. Альфред Кох впервые допрошен в прокуратуре.
23 октября 1997 года. Следователи произвели выемку всех банковских документов “Сегодня-пресс”. В одном пакете лежали документы о переводе денег Чубайсу, Коху, Казакову и Мостовому за книгу № 2.
24 октября 1997 года. Документы попали на стол к министру внутренних дел Анатолию Куликову.
28 октября 1997 года. Документы попали к Березовскому и Гусинскому. В тот же день на борту самолета Москва – Лондон Анатолий Чубайс дал интервью, в котором сообщил, что он со своими соратниками “подготовили фундаментальную монографию (как потом выяснилось, речь шла о книжице в 200 страниц. – А.М.), которая ответит на ближайшие вопросы развития частной собственности в России”. 95 процентов гонорара за книгу № 2 авторы якобы собираются внести в некий специальный Фонд защиты частной собственности. Судя по всему, речь идет о пресловутом фонде Гайдара.
12 ноября 1997 года. По “Эху Москвы” впервые прошла информация о сумме гонораров. Г-н Чубайс назвал это враньем.
14 ноября 1997 года. Виктор Черномырдин заявил, что информация о книге (видимо, речь шла о книге № 2) для него и президента – полная неожиданность. В тот же день сотрудники компетентных органов произвели изъятие документов в Фонде защиты частной собственности и ЗАО “Монтес Аури”.
Март 1998 года. В рамках “книжного дела” первому зампреду ГКИ Александру Иваненко и начальнику Управления приватизации предприятий непроизводственной сферы Борису Веретенникову предъявлены обвинения в хищении государственного имущества. Они обвиняются в незаконной раздаче купленных ГКИ квартир. Среди улучшивших свои жилищные условия – Альфред Кох, Сергей Беляев, Петр Мостовой. Всего по фиктивным договорам для высокопоставленных друзей Анатолия Чубайса приобретена 21 квартира.
5 мая 1998 года. Нашему герою – Альфреду Коху – спустя 7 месяцев после начала следствия решено предъявить обвинение в присвоении и растрате государственного имущества. С него взята подписка о невыезде, после чего – с ведома прокурора – он сразу же вылетел в загранкомандировку. По инкриминируемой ему статье бывшему приватизатору грозит от 5 до 10 лет с конфискацией. (Через несколько месяцев началось расследование и в отношении Сергея Беляева – как раз в то время, когда он попытался заручиться депутатской неприкосновенностью, обретя мандат депутата Законодательного собрания Санкт-Петербурга.)
20 мая 1998 года. Альфред Кох прибыл из Нью-Йорка для допроса в московской прокуратуре.
21 мая 1998 года. На пресс-конференции в Москве Альфред Кох презентовал свою книгу № 1 о приватизации, 224-страничная монография вышла на английском языке тиражом 20 тысяч экземпляров, отпускной ценой по 25 долларов за штуку. По словам бывшего главы ГКИ, книга посвящена Генеральному прокурору Юрию Скуратову. Монография называется “Распродажа советской империи”.
В чем, в чем, а в названии своего труда г-н Кох не слукавил. То, что он и его соратники сделали со страной, лучше не сформулируешь.
ДАТСКИЕ КАНИКУЛЫ
И без пресловутых книжных историй было ясно, что комиссары российской приватизации – отнюдь не бессребреники. Неужели эти молодые, умные, грамотные люди могли спокойно наблюдать, как самые лакомые кусочки страны за бесценок уплывают в карманы каких-то проходимцев – и при этом сами довольствовались бы скромными чиновничьими зарплатами?
Не будем заблуждаться. Упомянутые гонорары – лишь надводная часть айсберга. Лишь те доходы, которые приватизаторы решили показать, предъявить обществу, – подобно тому, как большинство фирм, оперирующих “черным налом”, процентов десять своих оборотов все-таки проводят через бухгалтерскую отчетность.
Откуда у Чубайса 270 тысяч долларов? – воскликнуло общество, когда выяснилось, что данная сумма “капнула” на счет приватизатора в Мост-банке летом 1996 года, когда он уже возглавил Администрацию президента России после удачно проведенных выборов. А заплатил ли он с этой суммы налоги? Успокойтесь, заплачу, отвечал “рыжий кардинал”. А законно ли он ее получил? Ну конечно, законно! Как уже говорилось выше, временно отойдя от управления страной, г-н Чубайс консультировал биржевых спекулянтов, в период президентских выборов они наварили кругленькую сумму – ну и отблагодарили как полагается.
Гораздо интереснее другое: куда, на какие счета, в какую недвижимость стекались все прочие “благодарения” за добрые советы, которые давал Анатолий Борисович за годы своей кипучей деятельности на ключевых государственных постах?
Известный борец с правительственной коррупцией, некогда “правая рука” Коржакова, полковник Стрелецкий сказал мне, когда разгорелся скандал с 270 тысячами долларов: “На самом деле только за месяцы президентской избирательной кампании г-н Чубайс стал богаче примерно на миллион долларов. А упомянутая сумма – это так, на карманные расходы”.
И действительно. Слова полковника полностью подтвердили скандинавские журналисты, которые решили отследить, как г-н Чубайс тратил деньги с упомянутого счета в Мост-банке во время своей поездки в Данию.
В этом королевстве чета Чубайсов побывала в августе 1996 года, посетив Копенгаген и городок Тисвильделайе. Через неделю они взяли напрокат машину и совершили вояж на юг – во Флоренцию. По подсчетам ушлых журналистов, только датская часть поездки обошлась русскому приватизатору в 32 тысячи долларов (200 тысяч датских крон), из которых 10 тысяч было потрачено на покупку шубы г-же Чубайс. Согласитесь, последние деньги так не тратят...
В июле следующего года Чубайсы совершили еще один вояж в Данию. И вновь вице-премьер с женой оказались под пристальным взором журналистов. Ничего крамольного в самом факте любви русского “принца” к датскому королевству, конечно, нет. Но особый интерес прессы все же объясним. Дело в том, что местные бизнесмены – друзья Анатолия Борисовича, с которыми он встречался в ходе поездок, – не совсем обычные бизнесмены. Это люди, имевшие ту же скандальную известность, какую имеет в России Борис Березовский. Но если у последнего проблем с правоохранительными органами пока не было, то датские друзья г-на Чубайса постоянно вызывают особый интерес полиции.
Взять, к примеру, Яна Бонде-Нильсена, который снял для увеселительной прогулки с четой Чубайсов яхту президента Мексики. Впервые этот бизнесмен был обвинен датской полицией в использовании фиктивных счетов и подложных документов еще в 70-е годы. Но дело как-то удалось замять.
В начале 80-х произошла еще одна темная история, г-н Бонде-Нильсен был объявлен банкротом, против него возбудили еще одно уголовное дело. Он бежит в Англию, датчане требуют его арестовать и депортировать. Будущий друг Анатолия Борисовича возвращается на родину, здесь проходит целая серия судов. Затем г-н Бонде-Нильсен снова бежит в Англию, вновь следует требование датской полиции об аресте. И опять это дело каким-то образом удается прикрыть.
В 1997 году в Великобритании проходит еще один процесс над г-ном Бонде-Нильсеном. Признано, что он должен в общей сумме 50 миллионов фунтов стерлингов.
Но в это время он уже активно участвует в российской приватизации. В 94-м году датский бизнесмен приобретает 10-процентный пакет акций известной нефтяной компании “Тэбук-нефть”. Затем активно скупает акции у трудового коллектива (причем “живых” денег не платит, а только обещает расплатиться когда-то в будущем). И уже в 1997 году этот датский “банкрот” становится обладателем 47-процентного, то есть блокирующего, пакета акций компании – и садится в кресло председателя совета директоров. Происходит это примерно через пару месяцев после прогулки на яхте с г-ном Чубайсом.
В том, что сходятся такие люди, как г-н Чубайс и г-н Бонде-Нильсен, несомненно, есть своя логика. Первый – банкрот политический, второй – экономический. Банкротство первого не мешает ему проводить увеселительные прогулки на роскошных яхтах, покупать шубы по 10 тысяч “зеленых”, колесить на взятом напрокат авто по Европам и получать невероятные гонорары за книжки об успехах приватизации. Банкротство второго не мешает ему получать эксклюзивный доступ к российским нефтяным скважинам и энергично качать наше “черное золото”, даже не удосуживаясь оплачивать труд российских рабочих. Как говорится, рыбак рыбака...
Но не все приватизаторы так удачливы. Не всех беда обходит стороной. Этому нас учит опыт северной столицы. Если московским “реформаторам” распродажа госсобственности только немного попортила нервную систему, то питерским то же самое стоило жизни. И это еще один урок приватизации по-русски.
РЕФОРМЫ ПОД ОГНЕМ
Многострадальный народ страдает по собственной вине. Их никто не оккупировал, никто не покорял... Они сами на себя стучали, сами сажали в тюрьму и сами себя расстреливали. Поэтому этот народ по заслугам пожинает то, что он плодил.
Альфред Кох
18 августа 1997 года на Невском проспекте раздались выстрелы, которые потрясли всю Россию. Около девяти утра снайпер, засевший на чердаке дома № 76, открыл огонь по “Вольво”, сворачивавшей с улицы Рубинштейна. В этой машине находился вице-губернатор Санкт-Петербурга, председатель городского Комитета по управлению государственным имуществом Михаил Маневич. Пулевые ранения в шею и грудь оказались смертельными. Он умер, не приходя в сознание, в Мариинской больнице через час после происшествия. Легкое пулевое ранение получила и жена вице-губернатора, ехавшая в той же машине.
По меткому выражению одного из моих коллег по цеху, пуля попала в самое сердце российской приватизации. Именно из Питера, из бывшей администрации Собчака, выпорхнули Сергей Беляев, Альфред Кох. Последний учился на одном курсе с Маневичем в Ленинградском финансово-экономическом институте. Михаила Маневича также прочили на высокую должность в Москву. В день убийства он должен был отправиться в столицу на встречу с Анатолием Чубайсом, который, по некоторым данным, хотел предложить ему пост заместителя председателя Госкомимущества. Как раз в то время в ГКИ шли кадровые перетряски. Вместо уволенного Альфреда Коха во главе комитета встал Максим Бойко. Возможно, высокопоставленные друзья Маневича рассчитывали, что, освоившись в столице, он в один прекрасный день встанет во главе главного приватизационного ведомства. Но не судьба.
Анатолий Чубайс присутствовал на похоронах. Проникновенные речи Чубайса и его соратников были вполне в духе героев фильма “Крестный отец”.
– Для меня Миша Маневич был не просто чиновником, – сказал Анатолий Борисович. – Нас объединяли общее дело и узы дружбы еще с институтских времен. Несмотря на бандитский беспредел, позиция команды реформаторов, полноправным членом которой был Михаил Маневич, остается неизменной. А в ответ мы будем действовать еще более жестко, невзирая на лица.
Ему вторил первый заместитель министра финансов Алексей Путин:
– Убийство председателя петербургского КУГИ не просто предупреждение городским властям, но и вызов всем нам... Вызов мы приняли, ведь заказчики прекрасно знали наши отношения... Для меня случившееся не только урок, но и толчок к действиям, и очень активным.
То, что речь шла не о мелкой бытовухе, но о высоких политических материях, было очевидно и по характеру преступления. Ликвидацией вице-губернатора занимались не просто специалисты, но суперпрофи. Диверсионная группа (4–5 человек) отслеживала по рации весь маршрут главного городского приватизатора. Схема покушения явно прорабатывалась в деталях – учли даже то, что при повороте на Невский проспект машина приватизатора обязательно притормозит. И самая поразительная деталь: киллер во время стрельбы не мог видеть своей жертвы! Он бил с чердака по крыше автомобиля, предполагая, что Маневич сидит справа от водителя (с тех пор все городские чиновники пересели на задние сиденья). Несмотря на то что правительственная “Вольво” двигалась на большой скорости и между ней и стрелком было не менее ста метров, пять из восьми пуль достигли цели. По мнению знающих людей, у местной “братвы” таких мастеров не было.
Следствием отрабатывались все возможные версии – в том числе бытовая. Например, допрашивали вдову, Марину Маневич, – интересовались, откуда у них в доме дорогой антиквариат.
ЗАКАЗ НА 176 ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ
Источники из криминальных кругов сообщали, что “заказ” на вице-губернатора Маневича был сделан из Москвы по политическим причинам и не связан с дальнейшей приватизацией в самом Петербурге. Выполнение заказа якобы шло через те же “крыши”, которые в свое время организовали убийство Отари Квантришвили, а идея “профессионально завалить” Маневича на виду у всего города была высказана неким “политическим покровителем” убийства и транслировалась через ряд промежуточных бандитских звеньев. По информации тех же недостоверных источников, “заказ” оценивался в 176 тысяч долларов (небывало высокая ставка даже для такого громкого политического убийства), из которых непосредственным исполнителям якобы досталось порядка 20 процентов. Основная пропагандистская “задумка” акции, согласно этой версии, сводилась к тому, чтобы показать группе Чубайса, что после снятия Коха любой ее член может быть подвергнут “подобному же наказанию”. Одновременно акция призвана была продемонстрировать, чем может закончиться “неправильное распределение” крупных объектов в пользу ОНЭКСИМ-банка.
Версия достаточно расплывчатая – за исключением последнего предположения о том, что Маневич, как и Чубайс, мог покровительствовать дружественной группе ОНЭКСИМ. К этой теме мы еще вернемся.
Авторы другой, более оригинальной версии намекали на то, что Маневича “порешили свои”. Как раз в то время в самом разгаре было так называемое дело о коррупции во властных структурах города. Уже были арестованы некоторые городские чиновники, а следствие вовсю копало под Собчака и его супругу, депутата городского Законодательного собрания г-жу Нарусову. Известно, что команда Чубайса была полностью на стороне Собчака. Один из оперативников даже рассказывал мне, что Собчаку давно бы предъявили обвинение, но, хотя формально следователь – лицо процессуально независимое, фактически такого рода серьезные решения он должен согласовывать с начальством. А начальство – со Скуратовым, а Скуратов – с Ельциным. А президент советовался с Чубайсом, который в тот период еще был в фаворе. Так вот, Чубайс арестовывать Собчака не советовал.
В этой связи следствию необходимы были дополнительные данные о деятельности экс-мэра. Такими данными мог располагать глава КУГИ – по крайней мере, к нему специально приезжал личный представитель Скуратова и о чем-то беседовал. Авторы данной версии утверждают, что причиной убийства могли стать угрозы Маневича “сдать” Собчака. Например, Маневич мог рассказать, как Собчак получил в Голландии кредит в 60 млн. долларов для закупок оборудования под залог недвижимости города – сделка, против которой Маневич в свое время категорически возражал.
Некоторые аналитики были склонны рассматривать это преступление в свете других событий того же ряда. В связи с расстрелом Маневича вспомнили про недавнее убийство Евгения Хохлова – директора Ленинградского речного порта, входящего в структуру Северо-Западного речного пароходства (СЗРП). КУГИ выступал в арбитражном суде на стороне СЗРП и защищал предприятие от алчных кредиторов, требующих признать пароходство банкротом. В итоге суд решил дело в пользу СЗРП.
Впрочем, новый глава питерского КУГИ Герман Греф был убежден, что “заказ” никак не связан с профессиональной деятельностью Маневича. В интервью, которое г-н Греф давал мне прямо в своей служебной машине по дороге на очередное правительственное заседание (помню, я ехал и невольно поеживался – а вдруг и машину г-на Грефа решат обстрелять?), он последовательно опроверг все версии СМИ по этому поводу. В том числе ту, что “все дороги ведут в порт”.
И все же она тоже заслуживает внимания. Этот действительно ценный объект – торговые ворота России на Балтийском море – давно планировалось выставить на торги. Наибольший интерес представлял федеральный пакет акций в 28,8 процента, который собирались передать городу, а затем продать. По каким-то не совсем ясным причинам продажа этого пакета постоянно тормозилась. Между тем членом совета директоров порта был Михаил Маневич. В связи с портовой версией наблюдатели вспоминали об убийстве в июне 1997 года другого питерского приватизатора, главы КУГИ Приморского района Александра Маймулы.
Кстати, в покупке упомянутого пакета акций, по некоторым данным, были заинтересованы концерн “Светлана” (уже владеющий крупным пакетом акций порта), ОНЭКСИМ-банк и российская фирма с финским капиталом “Несте-СПб” (финансировавшая на выборах Владимира Яковлева и владеющая пятой частью рынка нефтепродуктов Северо-Запада РФ). Через шесть дней после убийства Михаила Маневича, в ночь с 23 на 24 августа 1997 года, был застрелен вице-президент “Несте-СПб” г-н Мандрыкин.
Другой крупный проект, к разработке которого имел непосредственное отношение Михаил Маневич, – новая система сдачи в аренду городской недвижимости. Авторы законопроекта “О порядке определения арендной платы за нежилые помещения” впервые в стране предложили ввести единую, научно обоснованную методику выработки тарифов. Отныне цену должен определять компьютер, а не чиновник из муниципалитета (при прежней “системе” арендная плата в двух соседних особняках на Невском отличалась в 100 раз!). Если по старым тарифам город получал от арендаторов 500 миллиардов рублей в год, то по новым городская казна должна была пополняться на 1–1,5 триллиона (старыми) ежегодно.
Для крупных коммерческих структур это – многомиллионные убытки. С чем соглашался в беседе с автором этих строк и г-н Греф. “Но, – говорил он, – их интересы слишком разрознены – трудно представить, чтобы они пошли на некую совместную акцию”.
“ТАМБОВЦЫ” ИЛИ “КАЗАНЦЫ”?
Те, кто склонен за любым громким преступлением искать интересы крупных преступных группировок, после убийства Маневича заговорили о самой известной в Питере ОПГ– тамбовской. К тому времени считалось уже общеизвестным фактом, что люди, связанные с этой группировкой, проникли в Государственную думу, в Законодательное собрание Питера, в Смольный. По сведениям из компетентных органов, тамбовцы контролируют до 60 процентов экономики города, включая нефтебизнес, легкую и мясную промышленность, ряд крупных магазинов. Аналитики, склонные к более резким высказываниям, говорят о том, что в городе на Неве фактически образовалось криминальное правительство со своей милицией, прокуратурой, Советом безопасности и пр.
Один из лидеров группировки, Александр Ефимов (Фима-банщик), около полугода находившийся в федеральном розыске, был задержан в Крыму как раз за неделю до убийства Маневича. В связи с этим речь могла идти как об акции возмездия (кстати, дело Маневича, первоначально возбужденное по статье об убийстве, вскоре переквалифицировали как террористический акт), так и о перестановках в иерархии самой группировки и как следствие – об устранении связанных с ее лидерами чиновников.
Однако никаких достоверных данных об участии тамбовцев в расстреле Маневича не было. Более того, просочились сведения, что “братва” боялась “несправедливых” репрессий и проводит что-то вроде собственного служебного расследования.
И все же с одним из господ, хорошо известным местным правоохранителям, у Маневича явно был конфликт. Эту версию мне озвучила Людмила Нарусова, супруга экс-мэра.
Речь идет о бывшем помощнике Собчака и наиболее последовательном его противнике, авторе “Собачьего сердца” Юрии Шутове. В начале 80-х он получил пятилетний срок за хищение, в 92–96-м находился под следствием по обвинению в организации банды рэкетиров, но был по всем статьям оправдан. Впоследствии участвовал в нескольких избирательных кампаниях (боролся даже за кресло губернатора) и в нескольких шумных скандалах.
В ноябре 96-го рвануло в столичной высотке на Котельнической – бомбу заложили под дверь квартиры Натальи Федотовой, бывшей жены киноактера Олега Видова. Пострадавшая указала на Юрия Шутова и его приятеля Эльбруса Мамедова (сам Юрий Титович факт знакомства с Мамедовым отрицает), которые ей якобы угрожали. Мамедов был арестован, но вскоре отпущен под подписку. А угрозы продолжались. Нарусова по этому поводу обратилась к Юрию Скуратову с депутатским запросом, но ответа не дождалась. Зато ответил Шутов – его письмо распространил в Думе вице-спикер Сергей Бабурин, чьим помощником к тому времени стал Юрий Титович: “Напрасно он (Собчак) рассчитывает стать именно с моей помощью вдовцом”.
Трудно сказать, насколько достоверна информация “Комсомольской правды”, назвавшей его активным членом казанского преступного сообщества – одного из главных конкурентов тамбовцев. Точно так же непросто проверить сведения “Невского времени”, сообщившего, что члены предвыборного штаба Шутова в самый разгар избирательной кампании жестоко избили двух горожан. С обеими газетами Юрий Титович упорно судился.
Нам же интересно другое. Именно этому человеку весной 1997 года Госдума поручила возглавить уникальную в своем роде Региональную комиссию по анализу итогов приватизации в 1992–1996 гг. и ответственности должностных лиц за ее негативные результаты. Члены комиссии Шутова засучили рукава, – а Михаил Маневич немедленно распорядился закрыть для их взоров всю служебную документацию.
Невзирая на запрет, Шутов и его люди за несколько месяцев объездили немало приватизированных предприятий. По словам нового главы КУГИ г-на Грефа, Шутов “выдвигал директорам некие условия”. По словам г-жи Нарусовой, пытался ввести в руководство этих предприятий своих людей.
Как минимум в одном случае это ему удалось. Нарусова говорит, что во время последней встречи с Маневичем (за неделю до покушения) тот жаловался, что ему “выкручивают руки” и заставляют действовать “на краю закона”, в частности, вынудили передать Шутову в управление государственный пакет акций Петербургской топливной компании (ПТК) – городского монополиста на рынке нефтепродуктов (о ПТК и криминальном переделе данного рынка мы подробнее расскажем в одной из следующих глав). Автор этих слов связался с гендиректором ПТК г-ном Степановым, и тот подтвердил мне, что Шутов отныне является членом совета директоров компании и “все вопросы к городу мы теперь решаем через него”. Г-н Греф тоже этого не отрицал, но не видел здесь ничего особенного:
“Компания небольшая, в трудном финансовом положении. Мы сказали Шутову: хочешь поуправлять – пожалуйста, попробуй”.
Как бы там ни было, ясно, что если между Маневичем и Шутовым и был конфликт, то не Маневич мешал Шутову, а наоборот. Впрочем, можно предположить, что внедрение Шутова во властные структуры было лишь одним из эпизодов более крупной игры, которую вели против Маневича его противники. Возможно, создание этой комиссии не дало ожидаемого эффекта, и недруги городских приватизаторов прибегли к более решительным мерам...
МЕЧТА О КНЯЖЕСКИХ ХОРОМАХ
Была своя версия и у Юрия Титовича. Получив доступ к святая святых городской приватизации, он обнаружил, что Маневич действительно ходил “по краю закона”. Один из сомнительных приватизационных проектов касался продажи полусотни шикарных особняков, принадлежавших дореволюционной аристократии.
Могут ли сотрудники жэка приватизировать стоящие у них на обслуживании дома? Разумеется, нет. Однако именно это произошло с питерским “нежилым фондом”. Трест, на балансе которого находились княжеские хоромы, был преобразован в “организацию арендаторов” – так стали себя именовать работавшие в тресте строители, слесари и вахтеры. И вся эта структура, вдруг превратившаяся из учреждения по обслуживанию и реконструкции памятников архитектуры в их арендатора (АПРЭО “Нежилой фонд”), получила право выкупить особняки по балансовой (не сопоставимой с рыночной) стоимости.
Бумажная канитель вокруг этой недвижимости не стоит внимания читателей, но остановимся на итоговых документах. В них здания, во-первых, сильно уменьшились в объемах (соответственно уменьшились и цены); во-вторых, ремонтники, вахтеры и лифтеры написали заявления с отказом от участия в дележе этого пирога; в-третьих, неведомо откуда появился упомянутый в портовой версии “Союзконтракт” – он сначала выступал всего лишь гарантом предстоящих сделок купли-продажи, однако от договора к договору его участие в проекте становилось более весомым. На многих документах стояла подпись Маневича.
16 октября 1993 года Маневич подписал подтверждение прав на аренду АПРЭО, который выкупает здания, и трехстороннее соглашение между АПРЭО, КУГИ и “Союзконтрактом” по поэтапному выкупу зданий. Вскоре “Союзконтрактом” были выкуплены первые 11 зданий – в основном по балансовой стоимости, а иногда и ниже. За каждый особнячок было уплачено примерно по 500 “штук баксов”. Но эта “лафа” скоро кончилась. После первой сделки КУГИ замолчал – надолго, на целых два года. Надо ли говорить, как сильно были обмануты ожидания “Союзконтракта”, который был готов выкупать остальное.
Возможно, организаторы этой многоходовой авантюры поняли, что теперь надо по второму кругу договариваться с чиновниками из КУГИ. И, подсчитав возможные затраты, вполне могли обидеться на г-на Маневича. Не исключено также, что это не единственный случай, когда вице-губернатор давал повод на него обидеться.
Характерно, что сразу после расстрела на Невском и назначения на место Маневича Германа Грефа было заявлено, что сделка по продаже “Союзконтракту” старых особняков непременно состоится. Более того, губернатор Яковлев пояснил, что сделка законна, и заявил, что, мол, цель “Союзконтракта” – не взять эти здания, а после реконструкции использовать их под какие-то общественно-полезные цели (по его словам, какое-то из этих зданий хочет, к примеру, приобрести “Лукойл”).
СИНТЕТИЧЕСКАЯ ВЕРСИЯ
Возможно, только одна из перечисленных версий недалека от истины, но существует схема, при которой все они получают право на существование. Если шире взглянуть на то, что происходило в 1997 году в Санкт-Петербурге, становится очевидно: убийство Маневича произошло непосредственно перед началом нового, во многом решающего этапа городской приватизации. На кону были и морской порт, и упомянутые особняки, и аэропорт Пулково. Среди соискателей – все те же известные финансово-политические структуры.
При жизни Маневича имя вероятного победителя сомнений не вызывало: вице-губернатор всегда был активным членом команды Чубайса – Потанина. Да и сам губернатор Яковлев, перед избранием ориентировавшийся на партию Сосковца – Коржакова, в последнее время все больше сближался с друзьями ОНЭКСИМ-банка. Одним словом, накануне приватизационного финала обозначился явный дисбаланс сил.
После гибели Михаила Маневича стартовое положение основных претендентов на питерский “пирог” выравнялось. Г-н Греф слывет человеком более гибким и склонным к компромиссам. Кстати, и сам Анатолий Борисович не скрывал, что гибель Маневича для него – нечто большее, чем просто смерть друга.
– Мы достанем всех: и тех, кто спускал курок, и тех, кто оплачивал это своими вонючими воровскими деньгами, – говорил отец русской приватизации на похоронах. – Мы достанем их всех, потому что теперь у нас нет выбора: теперь либо – мы, либо – они.
Нет оснований сомневаться в искренности тогдашнего первого вице-премьера. Однако, чтобы “достать их всех”, придется досконально изучить и вытащить на свет все механизмы, все приводные ремни российской – а не только питерской – приватизации.
Но на такое г-н Чубайс согласиться, конечно же, не мог. Тем более что и под ним к тому времени кресло начало изрядно шататься. Так что младореформаторам все-таки пришлось смириться с другой формулой: “и мы, и они”.
КИЛЛЕРЫ ПРЯТАЛИСЬ В ГОРАХ
Первое сообщение о задержании предполагаемых исполнителей убийства вице-губернатора Санкт-Петербурга совершенно неожиданно появилось в середине июня 1998 года.
Неожиданно – потому что все уже свыклись с мыслью, что серьезных киллеров, исполнителей наиболее громких преступлений, никогда не находят. Сложился даже стереотипный образ убийцы-профессионала, загадочного, как Фантомас, беспощадного и непобедимого, как Терминатор, неуязвимого, способного выкрутиться из всех ситуаций, бежать из любой тюрьмы – как Саша Македонский (ныне покойный Александр Солоник). Существует и миф № 2, согласно которому киллер, участвующий в самых резонансных заказных преступлениях, – это бездумная и безжалостная машина, которую заказчики стараются уничтожить немедленно после использования – подобно “мокрому” пистолету, который выкидывают на месте преступления. Именно этот стереотип лег в основу известного фильма “Шизофрения”, консультантом которого выступил Александр Коржаков. Таков образ мыслей не только простого обывателя, но и сильных мира сего. Например, даже после объявления о поимке убийц Маневича губернатор Санкт-Петербурга Владимир Яковлев заявил, что он по-прежнему уверен: настоящих исполнителей этого преступления давно уже нет в живых.
Как бы там ни было, представители правоохранительных органов отрапортовали, что в горах на юге Киргизии, в районе Оша, задержана целая банда киллеров. Примерно через месяц, несмотря на завесу секретности, которой окутано все следствие по делу Маневича – даром что дело ведет ФСБ, – в печать потихоньку просочились их имена: братья-близнецы Андрей и Сергей Челышевы и Сергей Яковлев. Последний – что самое поразительное – оказался депутатом Первомайского райсовета Тамбовской области. Кроме того, была арестована и шестидесятилетняя мать Челышевых, которая, по мнению сыщиков, также принимала активное участие в деятельности банды.
Самой же поразительной новостью было то, что эта бригада, вполне возможно, организовала ликвидацию не только Маневича, но и Листьева, и Квантришвили, и алюминиевых королей – Яфясова, Львова, Кантора – и еще не менее десятка громких преступлений. Впрочем, все это пока лишь версии. Но одно несомненно: братья Челышевы и их приятель-депутат недаром прятались в далеких киргизских горах.
Есть несколько версий того, каким образом сыщики вычислили эту удивительную бригаду. Но всех их объединяет одно: киллеров нашли благодаря случайному стечению обстоятельств. По одной из трактовок, организатор преступления сам проболтался по пьяни. Через два месяца после расстрела вице-губернатора очень похожим способом был ликвидирован авторитет малышевской преступной группировки Максим Смирнягин. Как и в случае с Маневичем, снайпер вел стрельбу с чердака по крыше “мерса”, в котором ехал мафиози. После этого сыщикам стало ясно, что работает одна и та же бригада, скорее всего – гастролеры.
Следующей уликой стала информация, полученная от одного из агентов РУОПа, внедренных в криминальные круги. Информатор сообщал, что во время одной из бандитских сходок некий авторитет, сильно “приняв на грудь”, заявил, что в августе его команда работала в городе на Неве – выполняла “заказ” на весьма важного “туза”.
Оперативники спецслужб стали проверять обстоятельства всех преступлений, имевших такой же почерк. Оказалось, что аналогичным образом крупные бизнесмены и мафиози были расстреляны в Тамбове, Москве, Липецке, Архангельске, Ульяновске, Рязани – в общем, во многих крупных городах европейской части страны. Однако поначалу зацепиться удалось только за убийство тамбовского нефтяного магната Рогового и местного авторитета Рогачева. Именно в Тамбове и базировалась эта преступная группировка.
Вторая версия гласит: в январе 1998 года сотрудники Кировского РУВД Санкт-Петербурга, опять же совершенно случайно, узнали о подготовке заказного убийства в одном из российских городов. Агент сообщил имена двух исполнителей – однако даты, места и других деталей готовящегося преступления он не знал. Но самым важным в его сообщении было указание на то, что эти двое уже совершили как минимум два заказных убийства. Оба – в Тамбове.
Информацию проверили. И она полностью подтвердилась. Выяснилось, что речь шла об убийствах тамбовского нефтяного магната Владимира Рогового (его застрелили возле дома из пистолета) и авторитета Владимира Рогачева. Последний контролировал город Мичуринск. Его не спасла даже мощная охрана: пуля настигла мафиози, когда тот ехал по трассе Мичуринск – Никифоровский в сопровождении двух автомобилей, набитых вооруженными боевиками. Впрочем, и киллеры готовились очень тщательно. Изумительная деталь: чтобы подготовить засаду, бандиты вырыли специальный окоп. Именно усердие помогло им справиться с нелегкой задачей, потому что особой меткостью они не отличались. Бандиты расстреляли два рожка из автомата Калашникова, а в авторитета угодила всего одна пуля. Впрочем, хватило и ее. Кстати, за столь сложную работу киллеры получили всего по пятьсот баксов.
Не отличались особым профессионализмом и сотрудники правоохранительных органов, к которым попала эта информация. Отследить связи и выяснить новые подробности о деятельности той группировки, к которой принадлежали два названных агентом преступника, сыщики не смогли. Поэтому, не долго думая, двух киллеров арестовали – хотя бы для предотвращения дальнейших “мокрых” дел.
Но операм повезло. Бандиты довольно быстро раскололись. Биография первого из киллеров оказалась вполне предсказуемой: четыре судимости за кражи и грабежи. А вот второй доселе считался чистым перед законом: он служил в спецподразделении морской пехоты, потом демобилизовался, потом участвовал в каких-то бандитских разборках, после одной из которых стал инвалидом.
Выяснилось, что они входят в устойчивое бандформирование из дюжины “волков”, базирующееся на Тамбовщине и возглавляемое жителем Тамбовской области по кличке Серый. Они признавали только один род бизнеса: заказные убийства. Сыщики выяснили также, что наиболее активными членами банды были братья-близнецы из Ферганы.
После обработки всей этой информации была создана следственно-оперативная бригада прокуратуры и МВД, усилиями которой был пойман Серый. А близнецов объявили в розыск. Арестовать их удалось лишь через полгода.
Но существует и третья версия того, как следователям удалось разгадать тайну расстрела на Невском проспекте.
Все началось со звонка, поступившего в одно из отделений милиции Тамбовской области. Взволнованный мужской голос сообщил: “Мой сосед зарубил топором свою сожительницу”. Прибывший на место происшествия наряд обнаружил мертвую женщину и неподвижно сидящего возле нее молодого мужчину. На первый взгляд речь шла об обычной “бытовухе”: 30-летний Сергей Попов – так звали подозреваемого в убийстве – был вдрызг пьян. На его бормотание о том, что он тот самый, кого давно разыскивает милиция, поначалу никто не обратил внимания.
Но на первом же допросе опера поняли, что к ним попал весьма любопытный экземпляр. Оказывается, все последние годы Поп – такова была кличка подозреваемого – состоял в банде киллеров-профессионалов. Как и многие его соратники, военную подготовку он прошел в спецподразделении морской пехоты.
Чем он провинился, история умалчивает, но однажды бывшие коллеги вынесли Попу смертный приговор. Сергей жил в постоянном страхе, на грани нервного срыва. И однажды все-таки сорвался: он взял топор и бросился на сожительницу.
Протокол с показаниями Попова спецпочтой был отправлен в Москву и вскоре лег на стол Генерального прокурора Юрия Скуратова. С этого момента следствие получило реальный шанс раскрутить не только дело Маневича, но и дело Листьева. Попов утверждал, что именно его коллега Андрей Челышев стрелял в телезвезду.
ЛИКВИДАТОР В ГАЛОШАХ
Какая бы версия ни была верна, удалось ли сыщикам разоблачить бандитов благодаря пьяным откровениям их авторитета, или благодаря агенту, указавшему на двух киллеров, которые, в свою очередь, указали на авторитета Серого, или, наконец, благодаря случайному аресту Сергея Попова, который указал на всех остальных, – ясно одно: уже зимой 1998 года следователи получили достаточно полную информацию о тамбовской банде убийц.
Впрочем, в банде были не только исполнители, но и организаторы. Таковым считают 33-летнего депутата Сергея Яковлева. До избрания в райсовет он был обычным фермером, главой фермерского хозяйства “Факел-2”. На арендованных 200 гектарах выращивал зерно. Но, получив депутатский иммунитет, он решил изменить род деятельности. На заседаниях райсовета его никогда не видели – зато он объявился в Питере, уже под кличкой Фандора. Это имя все чаще звучало в оперативных донесениях о разборках, в которых участвовало уже упомянутое в предыдущих главах тамбовское преступное сообщество, которое контролирует не только родной город, но и северную столицу. По словам одного из оперативников, “грязную работу за Фандору выполняли специалисты – армейские спецназовцы, прошедшие через многие горячие точки”.
После ареста Попа, Серого и других боевиков из бригады киллеров остальные их соратники – в том числе Яковлев и братья Челышевы – легли на дно, и долгое время никаких достоверных сведений об их местонахождении у следователей не было. Впрочем, одна зацепка была: братья-близнецы были родом из Ферганы. Логично было предположить, что именно в Средней Азии следует вести их поиски.
Вскоре было получено подтверждение этой догадки. Один россиянин, гостивший у родственников в Узбекистане, обратил внимание на странных соотечественников, которые от кого-то прятались и пытались снять дом или квартиру. Вернувшись домой, мужчина сообщил об этих людях своему приятелю – который по чистой случайности оказался оперативником, работающим именно по делу тамбовских киллеров.
Еще более достоверная информация у следователей появилась летом. На таможенном посту при пересечении таджикcко-киргизской границы с фальшивыми документами попался один из лидеров группировки по кличке Ферганец. Проверив его личность по спецкартотекам, таджикские стражи порядка выяснили, что он находится в розыске по делу Маневича. В Таджикистан срочно вылетела опергруппа ФСБ.
Он раскололся на первом же допросе. Ферганец указал место, где скрываются остальные бандиты. Они все время меняли адреса, а в последнее время снимали домик в киргизском городке Кадамжай.
Благодаря молниеносной операции, проведенной сотрудниками ФСБ, РУОПа и их киргизскими коллегами, бандиты даже не успели оказать сопротивление. Впрочем, оружия в доме не обнаружили. Дело в том, что селевый поток уничтожил их арсенал 10 июля – за несколько дней до ареста. Кстати, вместе с арсеналом могли пострадать и сами боевики, жившие в то время в охотничьем домике в горах. Но жизнь им спасла привычка всегда быть настороже. Боевики охраняли свое убежище по всем правилам спецназа. Часовой вовремя заметил камнепад и успел предупредить друзей. Они выскочили из дома, но оружие спасти не успели. Это и облегчило операцию по их поимке.
Для доставки задержанных киллеров в Москву были предприняты беспрецедентные меры безопасности. В Фергану прибыла целая бригада оперативников и спецназовцев для переправки ценных пленников в Россию. Когда четырех киллеров сажали в самолет авиакомпании “Узбекистон хаво йуллари”, в шапочках-масках были и преступники, и конвоиры. Когда лайнер приземлился в Шереметьево-1 и салон покинул последний пассажир, к трапу подкатил бронированный микроавтобус “Форд” и еще десять машин сопровождения. Через несколько минут кортеж уже мчался в центр Москвы. Еще через полчаса подозреваемые оказались в здании РУОПа на Шаболовке. Двоим из задержанных сразу же предъявили обвинения в убийстве тамбовских предпринимателей Рогового и Рогачева.
А уже на следующий день руководитель Главного управления по борьбе с организованной преступностью (ГУБОП) МВД России Владислав Селиванов заявил, что бандиты уже признались в убийстве Михаила Маневича и других известных людей.
Правда, с самого начала появились подозрения, что члены “банды спецназовцев” – так окрестили эту группировку мои коллеги – могут нарочно брать на себя побольше преступлений, чтобы запутать следствие. Однако некоторые детали, которые подследственные сообщали на допросах, говорят о том, что этим показаниям можно верить.
Гак, Сергей Попов (Поп) сообщал, что в день убийства Маневича киллер ходил и выбирал позицию в резиновых галошах. И действительно, следы галош были обнаружены в указанных Поповым местах. А потом выяснилось, что еще в период службы в морской пехоте Андрей Челышев страдал заболеванием почек. Врачи рекомендовали ему следить, чтобы ноги всегда были сухими. И он всегда в сырую погоду ходил в галошах или резиновых сапогах...
О том, что именно Челышев участвовал в убийстве Владислава Листьева, Попов узнал почти случайно. Однажды он ехал вместе с Андреем на очередное задание. В машине кроме них никого не было. “Интересно, а кто Листьева “замочил”?” – спросил без всякой задней мысли Попов. “Я”, – просто ответил Челышев. А потом поведал некоторые подробности этой операции. Оказывается, поставив на боевой взвод пистолет, киллер засунул руку в полиэтиленовый пакет – чтобы гильзы остались в пакете. А на пол бросил гильзы от другого оружия, но того же калибра. Эту деталь также вполне можно проверить.
Наконец, еще одна важная улика – касающаяся дела об убийстве Отари Квантришвили. Оказывается, приклад снайперской винтовки, из которой стреляли в знаменитого авторитета, незадолго до операции треснул. По наводке Попова сыщики нашли баночку с клеем, с помощью которого ремонтировали приклады, – и вскоре установили, что содержимое банки идентично клею на прикладе.
Одним словом, каждое новое показание прибавляет следователям уверенности в том, что они на правильном пути. Правда, пока ничего не известно о заказчиках всех этих преступлений – и неясно, удастся ли проверить данные о том, что диспетчер, через которого передавался “заказ” – “генеральный подрядчик” этой банды, – работает в военном ведомстве.
Но очевидно главное. Если все эти громкие убийства совершала одна и та же группа людей, можно предположить, что и заказчики были одни и те же – или, по крайней мере, контактировали друг с другом. А из этого предположения следует, что речь идет о некой единой организации, о какой-то одной группе интересов – участвующей в глобальном переделе собственности в России. Вероятно, именно на эту группу интересов намекал Анатолий Чубайс в своем выступлении на похоронах Михаила Маневича.
Можно сделать и еще один серьезный вывод. Громкие убийства, громкие уголовные процессы, громкие скандалы – все это естественные особенности национальной приватизации. Такие же естественные, как гонорар в 450 тысяч долларов за брошюру о ее успехах.
ПОД КРЫШЕЙ ФОНДА СВОЕГО
НЕКОММЕРЧЕСКИЙ БИЗНЕС
Среди нескольких относительно законных способов украсть миллион, несомненно, самым популярным к середине 90-х стало фондостроительство. Всевозможные благотворительные, общественные, вневедомственные, некоммерческие, целевые фонды повылезали как грибы после дождя. Неужели так много у нас вдруг появилось меценатов и таким пышным цветом расцвела благотворительность? Отнюдь. Просто “крыша” фонда – вообще общественного – не государственного, но и не коммерческого заведения – оказалась наиболее удобной для огромного числа предприимчивых людей, не желающих, однако, заниматься легальным бизнесом.
Легальный бизнес – дело хлопотное и, как правило, убыточное. Проблемы – на каждом шагу. Во-первых, острейшая конкуренция – все труднее найти свою, уникальную, никем не занятую нишу. Во-вторых, совершенно идиотское налоговое законодательство, съедающее 96 копеек из 1 рубля прибыли (если, конечно, все платить по честному). В-третьих (если не во-первых), рэкет: как только предприятие начинает давать хоть какие-то дивиденды, тут же появляются мытари с бейсбольными битами. В-четвертых, все вокруг “кидают” и все воруют – включая своих собственных работников. Короче говоря, проблем столько, что поневоле начинаешь искать обходные пути.
Именно таким неожиданным выходом из патовой ситуации является учреждение собственного фонда. Перечисляем плюсы.
Платить и вообще отчитываться перед фискальными органами не надо – фонд априори не коммерческая организация, никакого своего бизнеса – по идее – не имеет, следовательно, в государственную казну ничего отстегивать не обязан. Кроме того, до последнего времени вообще не было четкого законодательства, регламентирующего деятельность фонда; каким образом, на основании каких именно документов надо его регистрировать? можно ли его ликвидировать или запретить? кто вообще должен его контролировать? – все эти вопросы – если бы их кто-то вздумал задать – непременно повисли бы в воздухе.
Фонды как бы существуют – и как бы нет. Они как бы участвуют на рынке (и еще как активно участвуют! – см. ниже) – но как будто в шапках-невидимках. Их руководители ни за что не отвечают, – но пользуются немыслимыми правами.
Кроме освобождения от налогов – освобождение от таможенных пошлин. Ведь товары, поступающие в адрес благотворительных организаций (особенно импортные товары), – это гуманитарный груз. А у кого поднимется рука брать пошлину с гуманитарной помощи сиротам, старикам, инвалидам? Другое дело, что грузов этих оказывается порой гораздо больше, чем инвалиды способны надеть и съесть, – но где и кто будет устанавливать какие-либо рамки и ограничения для благого дела? И кто должен следить – попал ли в конечном счете этот товар к старикам и инвалидам или вся прибыль от его реализации давно уже осела на счетах в оффшорных банках?
Но таможенными преференциями дело, конечно, не ограничивается. Этого мало. Разве вы забыли про экспортные квоты? Например, на вывоз нефтепродуктов. Кому, спрашивается, выделять эти самые квоты, как не тем коммерсантам, которые действуют под крышей какого-нибудь, крайне нужного всем незащищенным слоям фонда? Вот, кстати, и решение проблемы конкуренции: какое может быть соперничество с теми, кто не платит налогов, таможенных пошлин, да еще и нефтяные квоты имеет? Руки прочь от благотворителей и меценатов!
Но и этого мало! Есть еще место в нашем необъятном рынке для всевозможных государственных программ и государственных заказов. А программы все как на подбор – во имя помощи все тем же неимущим и незащищенным. Кому же их, эти программы, реализовывать, кому принимать заказы? Конечно, им – некоммерческим, общественным, благотворительным...
Вот, например, программа по обслуживанию внешнего долга бывшего СССР. Бывшие соц- и просто развивающиеся страны деньгами расплатиться не могут, а вот натурой – пожалуйста. Но эту натуру – индийский рис, кубинский сахар etc. – надо прежде реализовать, распродать, а потом уже выручка может пополнить государственную казну. Но кому поручить столь ответственное и сулящее такие большие дивиденды (речь-то идет о миллионах долларов) задание? Каким-то “левым” коммерсантам, которые только о своих карманах и думают? Или им – благородным и бескорыстным помощникам униженных и обездоленных? Пускай после всех этих перепродаж, прокруток и комиссионных в саму госказну почти ничего из возвращенного социалистического долга не попадет – но обездоленным-то уж наверняка достанется! По идее...
Вы не поверите, но и это еще не все, и этого – как в известном стихотворении Арсения Тарковского – и этого мало! Фонды, как уже говорилось, сами никакой коммерцией вроде бы не занимаются. Где же им взять деньги на раскрутку? Правильно – за счет благотворительных взносов. Которые опять же налогами не облагаются. Хочет, например, какой-нибудь бизнесмен – даже не он сам, а фирма, которой ему поручено управлять, – помочь глухонемым. Выделяет миллиард. Чистенький миллиард, без всяких “отстежек” ложится на благотворительный счет. А там уже всем заправляет руководство фонда. А оно может счесть, что “глухонемые” денежки надежнее держать в швейцарском банке. Кто же руководству запретит? Несколько нехитрых операций (о них мы расскажем при случае) – и миллиард, предварительно отконвертированный по текущему курсу, оказывается за границей. И может так случиться, что пользоваться этими средствами сможет по доверенности вышеупомянутый бизнесмен или его родственник. Чувствуете разницу? В России деньги лежали в рублях на счете юридического лица – фирмы. А теперь эквивалентная сумма лежит за границей, при этом на счете физического лица – управляющего фирмой. А все благодаря принципиально некоммерческому фонду. Как же нам не быть меценатами, как же не выделять фондам и фондикам миллиард за миллиардом – если эти же самые деньги потом окажутся на наших собственных заграничных счетах?
В общем, счастья – выше головы! Но точку в перечне благоприятных условий для российского меценатства по-прежнему ставить рано. Потому что не только бизнесменам, но и чиновникам хочется иметь заграничные счета. А это значит, во всевозможные фонды стекаются не только коммерческие, но и государственные ручейки – федеральные, губернаторские, городские, муниципальные. “Надо делиться!” – сказал главный финансовый аналитик президентской администрации Александр Лившиц. И делятся, скидываются – еще как! Даже не ручьи, а полноводные реки, перетекающие в благотворительность, они едва не выходят из берегов – и не пересыхают никогда. Ни во времена шоковой терапии, ни во времена грозящей голодными бунтами финансовой стабилизации, ни в тяжкую годину девальвации и дефолта. Иногда складывается даже впечатление, что только в этих реках и зиждется жизнь на нашей суровой, нечерноземной земле.
В них, в этих фондах, столько благодати, что, казалось бы, не только российских – всех инвалидов, ветеранов и беженцев всего мира можно было бы накормить от русских щедрот.
Но вот незадача. Даже нашим собственным обездоленным ничего не перепадает. В переходах метро, на вокзалах, у мусорных баков все тот же люд в лохмотьях и на костылях – или в тельняшках и на костылях. Который, наверное, и не слышал ничего – ни о Фонде президентских программ, ни о президентском фонде “Россияне”, ни о Фонде общественной защиты гражданских прав, ни о Российском общественном фонде инвалидов военной службы, ни о Российском фонде инвалидов войны в Афганистане (два последних были созданы как раз для одноногих в тельняшках).
Реки с золотыми рыбками текут мимо – мимо слепых, одноногих и престарелых. Они вытекают из государственной казны. И впадают в четырехэтажные особняки и оффшорные банки, они орошают оазисы VIP-жизни, неведомой и недоступной не только предполагаемым адресатам пресловутой благотворительности, но и всем нам, простым смертным.
Ведь все мы узнаем об этих фондах совершенно случайно – из газет. Но не под рубрикой “Благотворительность”, а под рубрикой “Криминальная хроника”.
А дело все в том, что если большинство минусов отечественной коммерции фондостроителям удается переправить на плюсы, то с одним минусом – тем, что мы обозначили под номером три, – поделать они ничего не могут. А он, этот минус, тем жирнее, чем больше сливок удается снять с инвалидного бизнеса нашим ловким и удачливым собирателям безналичных подаяний. Если государство такого рода бизнес в упор не замечает, то есть ведь у нас и другая власть – которую называют “пятой”. Уж ее-то представители близорукостью не страдают. От их острых взоров не спасет ничего – ни декларации высоких целей и намерений, ни вывески на фасадах – с костылями и черными очками, ни президентская опека.
И звучат выстрелы. И гремят взрывы. И взлетают надгробья и людские тела над Котляковским кладбищем...
СПОРТ ТРЕБУЕТ ЖЕРТВ
Несомненным лидером по числу скандалов и разборок – точнее, по общественному резонансу, который эти скандалы имели, стал Национальный фонд спорта.
НФС, созданный для поддержки российского спорта, в новых рыночных условиях действительно оказавшегося в крайне тяжелом положении, получил невиданные доселе таможенные и налоговые льготы. Ему было разрешено практически беспошлинно ввозить в страну алкогольную продукцию и сигареты и при этом не платить налоги со своих сверхприбылей.
Конкурентов НФС не знал. Когда московские нувориши поняли, насколько выгоден “спортивный” бизнес, они наперегонки бросились предлагать Федорову свои услуги. В итоге НФС оброс целой паутиной никому не известных фирмочек (зачастую бабочек-однодневок), выступавших в роли подрядчиков фонда на операции по экспорту любимого напитка нашего народа. Обороты НФС (точнее, созданной вокруг него торговой сети) вскоре стали исчисляться сотнями миллионов “зеленых”.
Первым сигналом о том, что в ведомстве Тарпищева – Федорова не все благополучно, можно считать происшествие в Факельном переулке в марте 1995 года в Москве. Пули настигли эксперта дирекции внешнеэкономической деятельности НФС Льва Гаврилина. К тому времени часть льгот у НФС все же отобрали, и это, по мнению экспертов, сильно осложнило отношение спортивных функционеров с “крутыми” коллегами по бизнесу. Лев Гаврилин был членом оргкомитета Игр доброй воли, под проведение которых НФС набрал особенно крупную порцию кредитов. После отмены части льгот по некоторым кредитам НФС расплатиться не смог. Расплачиваться пришлось Гаврилину. Что делать, правила “спортивной жизни” жестоки. Или, как говорили (когда-то – без заднего смысла): спорт требует жертв.
Как сказал мне однажды эксперт отдела по борьбе с экономическими преступлениями ГУВД Москвы Юрий Сычев, “руководство НФС и ему подобных фондов-льготников изначально не заинтересовано иметь дело с легальным, солидным бизнесом”. Криминальные дельцы, оперирующие с “черным налом”, имеют гораздо больше возможностей отблагодарить спортивных функционеров, одаривших этих господ государственными льготами. Кстати, на аналогичные льготы претендовал в свое время и Отари Квантришвили, который был застрелен, не успев зарегистрировать свою Партию спортсменов. Криминальные разборки в стане НФС, история ввоза по “спортивным” программам фальшивого “Абсолюта” и весьма темной по происхождению “Кремлевки”, прочие аферы, естественно, не могли не заинтересовать компетентные органы. Но дело, возбужденное ФСК, благополучно прикрыли в Генпрокуратуре. А контролер из Счетной палаты вообще не нашел в НФС ни одного, даже мелкого нарушения. Правда, вскоре он уволился.
Убийство Гаврилина оказалось лишь прологом к еще более драматичным событиям. В конце мая 96-го ЧП произошло с самим Борисом Федоровым, совмещавшим в тот период высшие посты в НФС и в банке “Национальный кредит”. Сообщение о том, что спортивный функционер арестован – причем всего лишь за то, что в “бардачке” его автомобиля обнаружили несколько грамм наркотиков, то есть явно под надуманным предлогом, – не могло не вызвать волны догадок и версий.
В СМИ одна за другой стали появляться утечки любопытной, даже интимной информации из жизни бывшего комсомольского вожака. Сначала сообщалось, что в крови президента НФС обнаружили наркотики. Друзья и близкие задержанного выступили с опровержениями, утверждая, что “травкой” Борис сроду не баловался. Тогда, со ссылкой на его “прежних коллег”, руководителя НФС публично представили как законченного алкоголика, правда, недавно “зашившегося”.
Все это походило на преднамеренную утечку информации с целью дискредитации и смещения президента НФС с его поста. Так и произошло. Буквально на следующий день после сообщения в СМИ об аресте функционера давний покровитель Федорова, основоположник НФС, министр спорта Шамиль Тарпищев, не только публично отмежевался от своего протеже, но тут же собрал чрезвычайную конференцию правления НФС, где подследственного единодушно из президентов уволили. Самым удивительным было новое назначение. Отныне руководителем спортивного фонда стал полковник антикоррупционного отдела Службы безопасности президента, бывший начальник одного из отделов Московского уголовного розыска Валерий Стрелецкий. Он же – ближайший сподвижник Александра Коржакова.
Одним словом, ветер явно дул из Кремля.
Позже выяснилось, что незадолго до ареста и Стрелецкий, и Коржаков встречались с Федоровым и вели “профилактические” беседы. Речь шла о миллионах долларов, которые Федоров якобы задолжал государству и которые было бы неплохо направить на нужды кампании по перевыборам российского президента.
По версии самого Стрелецкого, между его шефом и Федоровым состоялся примерно следующий разговор:
– Деньги, которые государство давало тебе на спорт, распыляются, – сказал Александр Коржаков. – Ты прогоняешь их через коммерческие структуры, которые принадлежат твоим друзьям. Эти деньги ты должен вернуть. Хотя бы как минимум 300 миллионов долларов. Кроме того, мы знаем, что 10 миллионов ты передал в предвыборный штаб безо всяких документов и платежек. (Здесь и далее цитирую по книге Валерия Стрелецкого “Мракобесие”.)
– Если у вас есть какие-то вопросы, обратитесь в штаб, – отвечал спортивный функционер. – Смоленский и Чубайс вам все объяснят. Я ничего не крал.
То, что целью ареста Федорова была рокировка в руководстве НФС и желание прибрать к рукам СБП этот весьма прибыльный бизнес, стало ясно уже на следующий день после назначения Стрелецкого. Едва состоялась отставка Федорова, как врата его узилища распахнулись. Правда, уголовное дело по наркотикам не закрыли, а это означало, что меру пресечения Федорову могут изменить в любой момент. Если, например, он окажется слишком болтлив. Но экс-президент НФС оказался человеком не робкого десятка. Журналистам, ожидавшим его выхода у ворот сизо, он тут же заявил: “Коржаков от меня все равно не отстанет”. Как в воду глядел...
Не прошло и двух недель, как на Федорова было совершено покушение. Правда, ему относительно повезло. Не слишком умелый киллер воспользовался несмазанным “люггером”. Он сумел выпустить только одну пулю – на второй пистолет заклинило. Тогда киллер выхватил нож и четыре раза пырнул Федорова в шею и грудь. Но у спортивного функционера оказалось поистине чемпионское здоровье. Он не только выжил и сумел восстановиться в клинике одной из западноевропейских стран, но, вернувшись в Россию, продолжил информационную войну с Коржаковым и Барсуковым. За что и был награжден возвращением на руководящую должность в родной НФС: к тому времени звезда президентских фаворитов уже закатилась.
Одним из самых скандальных выступлений Федорова стало опубликование расшифровки аудиозаписи его весенней (незадолго до ареста) беседы с членами ельцинского избирательного штаба, где он дает исчерпывающую характеристику своему бывшему коллеге и покровителю, министру физкультуры и спорта Шамилю Тарпищеву, и его высокопоставленным друзьям.
Под диктофонную запись Федоров поведал о связях Шамиля Тарпищева (в публикации именуемом “Шамой”) и прочих президентских фаворитов с откровенными криминалами: с Тайванчиком, с авторитетами Измайловской группировки, с братьями Черными – известными теневыми дельцами, оперирующими на алюминиевом рынке, с подследственным нефтяным магнатом Петром Янчевым.
Федоров, к примеру, утверждал, что Коржаков познакомил Тарпищева с Тайванчиком и измайловскими. “У них появился эксклюзив на Шама. Что они говорили – то он и делал... Дошло до того, что между ним и мною разборками занялись бандиты. Я с женой приезжаю на Тур-де-Франс, ко мне подходят Тайвань, Самсон Миравский, Лева Черепов, все остальные и шесть часов мне устраивают разбор: почему я мешаю, почему я деньги не плачу?.. Раз в месяц он тянет меня на какие-то разборки”.
Все это действительно походило на навязчивый бред, если бы многое из того, о чем рассказывал Федоров, впоследствии не подтвердилось. В частности, была доказана связь “фаворитов” с братьями Черными и протежирование последним в деле захвата алюминиевого рынка страны. Когда Тарпищев уже был отстранен от всех официальных постов (произошло это через полгода после скандальной записи), фоторепортеры и телеоператоры доказали и его связи с упомянутыми Тайванчиком и Антоном Малевским.
Так попал под телеобъектив визит экс-министра физкультуры и спорта в Израиль, где Шаму встречали в аэропорту Бен-Гурион Михаил Черный и Измайловский авторитет Малевский. Последний, находящийся, между прочим, в федеральном розыске, толкал тележку с вещами Тарпищева. Еще через некоторое время была опубликована еще более любопытная фотография. Позируют: Шамиль Тарпищев, Михаил Черный и Тайванчик. Двое последних спонсировали участие российской сборной в теннисном турнире в ЮАР – когда Тарпищев уже лишился бюджетной подпитки, но капитаном российской теннисной сборной еще оставался.
Любопытно, что, выйдя из ближайшего окружения президента, Тарпищев оказался в ближайшем окружении московского мэра. То есть занимается тем же самым – но уже в столичных правительственных структурах. На самом престижном спортивном мероприятии московского бомонда – теннисном “Кубке Кремля” – вы всегда можете увидеть на трибуне для почетных гостей Шаму, восседающего по правую руку от Юрия Михайловича...
Однако вернемся к НФС. Еще при Михаиле Барсукове в ФСБ была составлена подробная аналитическая справка о деятельности фонда. По данным спецслужбы, к тому времени фонд нанес государству урон в 1 миллиард 800 миллионов долларов США. Одна лишь афера со строительством на проспекте Вернадского жилищно-оздоровительного комплекса “Самородинки” – деньги, выделенные Минфином, осели неведомо на каких счетах – обошлась госказне в 45 миллионов долларов. Стоит ли после таких выкладок удивляться, отчего возникают в бюджете огромные дыры, которые нечем латать?
Стоит ли удивляться – если все дела, возбужденные по фактам махинаций в НФС, были похоронены в пыльных ящиках прокурорских делопроизводителей. Никто не ответил – ни за 45 миллионов долларов, ни за 1 миллион, ни за 1 тысячу.
Впрочем, после всех скандалов и разоблачений эту “кормушку” не то чтобы совсем прихлопнули, но потихоньку прикрыли.
Такова хрестоматийная линия жизни не только спортивного фонда – но большинства подобных “общественных” организаций.
Вот судьба еще одного детища кремлевского бомонда. Об этой организации известно гораздо меньше, чем об НФС. Постараемся восполнить этот пробел.
КАК ЭТО ДЕЛАЕТСЯ НА СТАРОЙ ПЛОЩАДИ
Взаимоотношения бюрократической и бизнес-элиты можно свести к двум связанным между собой схемам: власть – деньги – власть; деньги – власть – деньги. Чиновники, пытающиеся действовать вне этих цепочек, немедленно выкидываются из государственной машины как лишние и бракованные детали. Как правило, это происходит бесшумно. Но не всегда.
Исключением, подтверждающим правило, стали два иска к Администрации президента России, поданных бывшим сотрудником аппарата Кремля Сафаром Джафаровым. Он опротестовывал приказ о своем увольнении, а также жаловался на то, что сообщения, посланные непосредственно президенту России, не доходят до адресата. В том, о чем он пытался проинформировать главу государства, интересны были даже не сами факты коррупции на Старой площади – но попытка анатомировать механизм власти в нашей стране, выявить ее технологию.
Речь шла о вышеупомянутой схеме. Всегда ли она верна? Бывают ли исключения? Чистым экспериментом можно считать создание президентским указом весной 96-го года государственно-общественного фонда поддержки соотечественников “Россияне”. У этой организации была ясная цель – помощь россиянам, волею судеб оказавшимся по ту сторону границы. У нее были реальные средства и все условия для нормальной работы. В руководство фонда вошли известные и уважаемые люди, в помощь были приданы сотрудники президентской администрации (г-н Джафаров был назначен ответственным секретарем), а президентом новообразования стал шеф кремлевского аппарата Николай Егоров.
Но фонд имел врожденный дефект: он появился на свет не от любви президента к соотечественникам, а из желания в разгар президентских выборов привлечь голоса россиян из ближнего зарубежья. Потому так легко и нашлись 5 млрд. рублей, которые в мае 96-го Ельцин распорядился выделить новой организации. Выборы прошли – о фонде забыли.
И вспомнили, лишь когда чиновники сообразили, как использовать его с наибольшей выгодой для себя. А в том, что это была карманная организация для служебного пользования, они не сомневались. Смущал лишь ее президентский статус. Но ситуация изменилась, когда на фонд (точнее, на 5 млрд.) положило глаз Министерство по делам национальностей, глава которого Вячеслав Михайлов также входил в руководство фонда. В августе 96-го на собрании в Миннаце гендиректором был избран земляк и ближайший сподвижник министра Виктор Порохня. Выходец с Украины, он был известен своими проруховскими взглядами и почти откровенной поддержкой украинских националистов.
Его основной функцией в Миннаце России была, напротив, поддержка русскоязычного населения Украины – то есть тех самых соотечественников, ради которых и создавался фонд “Россияне”. И то, что во главе фонда встал именно представитель Миннаца, на первый взгляд было вполне логично. Но когда я связался с директорами русских культурных центров на Украине, выяснилось, что у г-на Порохни весьма своеобразное видение национальной политики.
Руководитель всеукраинского общества “Русь” – крупнейшего русскоязычного культурного центра Украины с 28 региональными отделениями – Валентина Ермолова рассказала мне, что опыт ее общения с г-ном Порохней – крайне отрицательный. На все ее просьбы г-н Порохня отвечал категорическим отказом, причем в довольно резкой, а порой и оскорбительной форме. Его многократно приглашали на конференции по проблемам русских на Украине, однако г-н Порохня, вроде бы отвечающий в Миннаце именно за эти вопросы, ни разу не приехал.
Когда же г-жа Ермолова побывала в Москве на совещании по проблемам соотечественников за рубежом, то выяснила, что из всех русскоязычных культурных центров материальная помощь оказывалась лишь одному – “Русскому собранию”. Когда это выяснилось, в Киеве разразился скандал. Это маленькое (клубного типа) общество, возникшее на базе инспирированного РУХом движения “Русские за независимость Украины”, известно как проруховское, пытающееся доказать, что у русскоязычного населения проблем на Украине нет.
Именно об этом заявила руководитель “Русского собрания” Алла Потапова во время визита в Киев представителей Европарламента. Она высказалась в том духе, что, мол, надо благодарить украинцев за то, что они приютили русских на своей земле. У представителей русских общин это заявление вызвало шок.
Общеизвестно и участие г-жи Потаповой в Мовном совете при президенте Украины, который оказался в эпицентре еще одного скандала. Мовный совет единогласно одобрил проект закона, вводящего ограничения на использование русского языка.
Г-жа Потапова поддержала и программу, направленную на закрытие русских школ с заменой их на школы воскресные.
Так вот, именно “Русскому собранию” – единственному из всех – оказывал материальную и моральную поддержку Виктор Порохня, что подтвердила в беседе со мной сама г-жа Потапова. Не то чтобы она по собственной инициативе обращалась к нему за помощью, к нему не обращалась – скорее наоборот: он сам вышел на нее. (Остается только догадываться, кто ему порекомендовал эту организацию.) Например, дважды была оказана помощь газете общества “Русское собрание” – малотиражке, имевшей всего несколько выпусков.
Итак, этот неординарный деятель оказался во главе фонда “Россияне”. Кому он собирался помогать на сей раз – уже используя ресурсы фонда, – выяснить так и не удалось, поскольку в должности гендиректора г-н Порохня пробыл всего два месяца. Однако успел все средства фонда положить на счет малоизвестного Минмашбанка. Считалось, что деньги были размещены на депозите с весьма крупными годовыми процентами, но позже выяснилось, что на 5 млрд. рублей выписали простой вексель, который и был торжественно вручен г-ну Порохне (говорят, в тот день в том же банке был открыт еще один счет – личный). После этой операции г-н Порохня отбыл в неизвестном направлении (как поясняли его помощники, на курорт) и в течение двух месяцев не объявлялся...
Если представитель Миннаца реализовывал схему “власть – деньги”, то для главы Минмашбанка Владимира Васнева актуальнее была формула “деньги – власть”. Финансы фонда открыли двери в Кремль. Банкир развил бурную деятельность, подружился с сотрудниками президентской администрации. И в итоге добился, что в ноябре 96-го представители аппарата Кремля предложили его кандидатуру на должность гендиректора фонда. Произошло это на заседании у вице-премьера Серова: к тому времени фонд вышел из-под влияния Миннаца, а инициативу перехватило Минсотрудничества. Когда зашла речь о кандидатуре Васнева, молчавший с начала заседания Вячеслав Михайлов (глава Миннаца) неожиданно произнес: “Не делите шкуру неубитого медведя”.
Эти его слова вспомнили через пару дней, когда в Минмашбанк ворвался ОМОН и арестовал г-н Васнева. На Старой площади стали срочно разрабатывать план вызволения. Джафаров рассказывает, что и ему пришлось организовать несколько звонков “нужным людям”. Телефонное право сработало: через три дня банкир из узилища вышел, дело против него прекратили.
Но и этой осечки хватило: в фонде вновь сменилась власть. В декабре 96-го гендиректором становится главный редактор “Делового мира” Иван Клименко. После избрания он сообщил, что с деньгами, хранящимися в Минмашбанке, все в порядке, они уже дали хороший навар. Сделав это оптимистичное заявление, новый руководитель отбыл на курорт во Францию.
Тем временем в деятельность многострадального фонда решил вмешаться числящийся его президентом (с момента отставки Егорова) замглавы кремлевской администрации Александр Казаков. Будущий соавтор вышеупомянутой книги о приватизации вызвал г-на Клименко и распорядился перевести деньги “Россиян” на счет еще одного фонда – “Восхождение”. Номер счета должен был указать депутат Государственной думы Валерий Гребенников (казначей НДР).
По сути, речь снова шла все о той же схеме “власть – деньги – власть”: высокопоставленный кремлевский чиновник считал, что имеет право распоряжаться средствами общественной организации во имя еще большего укрепления позиций партии власти.
Но гендиректор неожиданно воспротивился. Мотивируя тем, что решение о переводе средств может принимать только общее собрание соучредителей. На самом деле у г-на Клименко были свои соображения по поводу применения этих денег: он посчитал, что большую пользу соотечественникам они принесут, если окажутся в Национальном космическом банке (по некоторым данным, эта малоизвестная структура находилась в зоне влияния команды Коржакова). Однако вытащить деньги из Минмашбанка ему не удалось, хотя он даже пытался доказать свои права в арбитраже. Суд был проигран.
5 февраля 97-го года в кабинете г-на Казакова собирается президиум фонда. Присутствуют: Михайлов, Джафаров, Клименко и Кутафьев (председатель Комиссии по гражданству, он же – ректор Юридической академии). “Иван Федорович, вы несерьезный человек, – обращается замглавы администрации к гендиректору фонда, – пишите заявление об уходе”. И Клименко послушно пишет. Сразу же после этого Казаков назначает и.о. гендиректора вышеупомянутого казначея НДР Гребенникова. Что было незаконно как минимум по двум причинам. Во-первых, вопросы о назначении главы фонда может решать только общее собрание – а вовсе не чиновник со Старой площади. Во-вторых, депутат Госдумы не имеет права на работу по совместительству.
Как бы там ни было, уставные документы и злосчастный вексель перекочевали в сейф казначея НДР, откуда их не удавалось извлечь в течение многих-многих месяцев. Даже после того, как общее собрание утвердило на должности гендиректора Сергея Комкова.
С этого момента началось противостояние представителей двух вышеописанных моделей: тех, кто пытался трансформировать свои высокие должности в реальные капиталы, – и тех, кто хотел с помощью денег укрепить политические позиции. “Шефство” над фондом взял непосредственный начальник Джафарова в президентской администрации Александр Серегин. Группа Серегина вступила в открытую борьбу с командой Казакова – Гребенникова. Так, по крайней мере, утверждает сам Джафаров, рассказавший мне, что у них с Серегиным состоялся разговор следующего содержания. “Юмашев скоро уйдет, – объяснял Серегин Джафарову свою тактику. – Казакова надо скомпрометировать. Тогда руководителем администрации и президентом фонда станет Юрий Федорович [Яров]”. (Справедливости ради надо заметить, что Серегин, в чьем кабинете на Старой площади побывал автор этих строк, категорически отрицал, что вел с Джафаровым подобные беседы, как и свое участие в нижеописанном бизнес-проекте.)
В итоге кресло зашаталось под самим Серегиным. Однако до этого не без его участия был запущен очередной бизнес-проект: беспошлинный ввоз под эгидой фонда партии гуманитарного груза на 100 млн. долларов. По подсчетам комбинаторов со Старой площади, чистая прибыль составила бы 4 млн. долларов. Джафарову было обещано открыть личный счет за границей и перевести туда 50 тысяч долларов, однако для этого ему надо было кое о чем договориться со своим земляком на таможне. Джафаров отказался: дело пахло криминалом.
За все это время, как рассказал мне новый гендиректор фонда Сергей Комков, на нужды соотечественников не было потрачено ни копейки. Как выразился г-н Комков, фонд был местом, где “одни зарабатывали политические дивиденды, а другие нашли очередную кормушку”. Между прочим, таким местом он оставался и при самом г-не Комкове. Хотя у Минмашбанка, где хранились деньги “соотечественников”, была отозвана лицензия и около 100 млн. рублей (старыми) оттуда удалось выдернуть, – однако и они пошли не соотечественникам, а в основном на зарплату избранным сотрудникам.
Между тем г-н Джафаров выиграл-таки суд у президентской администрации. То есть требование довести до президента информацию о положении дел в той организации, в которую президент вложил такую серьезную сумму – став в итоге “обманутым вкладчиком”, – это требование было удовлетворено. Но к тому времени, когда состоялся суд, Борис Николаевич находился уже в том состоянии, когда поступающую к нему информацию дозировали даже не чиновники, а врачи.
Такова печальная судьба миллиона долларов, который очень бы помог нашим соотечественникам, – если бы совершенно случайно попал по назначению. Но чуда не произошло.
МЕНЯЕМ БАКСЫ НА ГРАЖДАНСТВО
Это далеко не первый пример того, как чиновники из президентской администрации делают бизнес на бедах наших соотечественников. Похожие истории происходили и раньше – в 1994–1996 годах, когда Управление по вопросам гражданства и одноименную комиссию возглавлял известный химик Абдулах Микитаев.
Находясь на государственной службе, он, как установили проверяющие из Контрольно-ревизионного управления президентской администрации, совмещал при этом сразу шесть должностей (из которых государственной была лишь одна). В частности, Абдулах Касбулатович возглавлял некий Конгресс гражданского согласия. Заместителем же Микитаева в этом конгрессе был Георгий Трапезников, он же глава еще одного фонда – Международного фонда российско-эллинского духовного единства. Красивые, но труднопроизносимые названия. Психоаналитик, наверное, заметил бы, что они свидетельствуют как минимум о двух характерных чертах сочинивших эти вывески господ: об их тяге к красивой жизни и о чрезвычайной запутанности их бизнеса. И он был бы прав, этот психоаналитик.
На чем же строился сей бизнес? Вы не поверите – на 32 миллионах россиян, после распада Союза оказавшихся за пределами Российской Федерации. По закону о гражданстве получить статус россиянина – то есть гражданина РФ – может любой, кто родился или не менее пяти лет проживает в нашей стране. Он, по существу, уже является россиянином – ему надо всего лишь пройти процедуру оформления своего статуса в консульстве (если он оказался за границей) или в отделе внутренних дел (если он находится в России). Простая, быстрая и бесплатная процедура. Но это – в законе. То есть в теории.
А на практике согласно чиновничьим инструкциям – разработанным в Управлении вышеупомянутого г-на Микитаева – 32 миллиона человек, родившихся и живших в России, свое конституционное право – быть гражданином своей Родины – должны были получать как бы заново. Оформляя кучу документов, отстаивая очереди в консульствах, выкладывая подчас последние деньги, они оставались апатридами – людьми без гражданства.
Дело не только в том, что апатридом быть унизительно. Вместе с гражданством людей в одночасье лишили права на защиту и покровительство в случае инцидентов и конфликтов, права быть вынужденными переселенцами со всеми полагающимися им материальными льготами, права на пенсию, права на приобретение земли в частную собственность, права на бесплатные образование и медицинскую помощь.
Теперь уже можно с уверенностью сказать, что эта громоздкая процедура – получение россиянами де-факто гражданства де-юре – была усложнена искусственно и намеренно. Иные плюнули – обойдемся и без “дубликата бесценного груза”. Иные выстроились в многомесячные очереди – не случайно к исходу пятого года “реформ” гражданство получили только 600 тысяч человек. При тех же темпах для принятия всех потенциальных желающих ушло бы 250 лет. Тот же, кто хотел побыстрее и без очереди, – был вынужден платить.
Официально эта процедура в 1996 году стоила около двух тысяч рублей – госпошлина за оформление плюс так называемый консульский сбор – 3,5 доллара. На деле же сумма устанавливалась “от фонаря”. В чем автор этих строк убедился, обзвонив российские консульства в бывших республиках СССР.
Если же верить письмам, которые в свое время передали мне сотрудники президентской администрации, картина получалась и вовсе запредельная. От одного из авторов письма за право считаться гражданином России потребовали 570 долларов: 370 – за то, чтобы выйти из киргизского гражданства, и 200 – за вожделенное право получить статус россиянина. Платить он должен был российскому консульству. Обращался и в микитаевскую комиссию. Ответа, естественно, не получил.
Другой страдалец писал: “В посольстве России в Грузии, куда моя мама, живущая в Тбилиси, подала заявление, объяснили, что гражданство ей обойдется в 100 000 российских рублей. Пенсии, которую она получает в купонах, хватает на 20 буханок хлеба. Перевести деньги из России не могу, так как нет соответствующего межгосударственного договора. Это что – материальный запрет на получение гражданства РФ для русских? Или новая кормушка для чиновников?”
Третий несчастный, напротив, хотел выйти из российского гражданства – с чем и обратился в Управление по вопросам гражданства. Девять положенных месяцев он терпеливо и напрасно ждал решения. Потом начал интересоваться судьбой своих документов. Тишина. Потребовался запрос посольства Германии (гражданство которой этот господин готовился получить), чтобы узнать: документы утеряны. При вторичном обращении в Управление по вопросам гражданства этому бедолаге мягко намекнули: документы не потеряются, если выложить 150 долларов...
Дело в том, что Управление по вопросам гражданства должно было вмешиваться в самых трудных и исключительных случаях. Например, когда человек не родился в России, но зато там живут его родители. Или человек просто был гражданином СССР, проживая в одной из республик, – закон предусматривает, что такие люди хотя и не могут считаться российскими гражданами, но имеют право это гражданство получить в приоритетном порядке. В этих случаях издавались именные указы президента, в которых перечислялись все “новороссияне”.
Итак, с одной стороны – очень сложная, далеко не бесплатная и вдобавок необычайно длительная процедура, с другой – всемогущие чиновники со Старой площади, которым ничего не стоило включить ту или иную фамилию в именной указик. Но как достучаться до сердца этих неприступных чиновников, как к ним “подъехать”? Логично было предположить, что может возникнуть некая посредническая структура, приватизирующая этот своеобразный сектор “экономической деятельности”.
Тут-то мы и вспоминаем снова про г-на Трапезникова – заместителя г-на Микитаева в некоем Конгрессе и владельца некоего фонда.
24 марта 1995 года сотрудники УЭП Северо-восточного округа Москвы совместно с коллегами из ГУЭП МВД России задержали Георгия Трапезникова с поличным – по подозрению в получении 46-миллионной взятки. Как предположили сыщики, указанную сумму глава Фонда российско-эллинского духовного единства ждал от фирмы “Марго”, с которой фонд имел весьма запутанные хозяйственные отношения. О помещениях, которые занимал фонд и которые он сдавал в субаренду, – разговор особый. Пока же скажем, что сыщиков очень заинтересовала находка в столе президента фонда.
А нашли там оперативники 15 заявлений на имя президента России с просьбой о предоставлении гражданства. Правда странно? Пишут президенту России – но отдают почему-то не представителям консульств и органов внутренних дел, не в Комиссию по гражданству присылают – а некоему президенту некоего фонда. Позже контролеры из президентской администрации обнаружили еще 300 таких же – однотипных – заявлений. В некоторых было прямо сказано: заявитель надеется на быстрое рассмотрение своего дела благодаря своему участию в деятельности трапезниковского фонда. Выяснилось также, что эта гора заявлений была передана Трапезникову несколькими увесистыми пачками в течение двух-трех дней. То есть все они явно из одного источника.
Почему же люди обращались за помощью именно к г-ну Трапезникову? Неужели они имели основания на что-то рассчитывать? Оказывается, имели. Среди пресловутых именных указиков мы нашли забавный документ. Указ, которым удовлетворяются ходатайства о предоставлении гражданства 34 жителей ближнего зарубежья. Из них 21 человек родились и живут в Грузии – точнее, в Абхазии, а еще один ходатай родился в Грузии и живет в Греции. Не странно ли, что в условиях многотысячных очередей этнических россиян за получением права вновь стать российскими гражданами, таковыми, без всякой очереди, становились коренные абхазы и греки?
К разгадке можно приблизиться, заметив любопытное совпадение: большинство гуманитарных программ Фонда российско-эллинского (другими словами – русско-греческого) духовного единства были связаны именно с Абхазией. И еще раз вспомним, что г-н Трапезников был правой рукой г-на Микитаева – нашего главного специалиста по гражданству – в общественной организации, главной целью которой является “помощь соотечественникам за рубежом”.
Итак, соотечественникам действительно помогали. Весь вопрос – насколько бескорыстно? Весной того же 95-го года в Комиссию по правам человека поступили жалобы, где фигурирует одна и та же сумма – 500 долларов. Авторы писем неудачно попытались получить гражданство без очереди и в виде исключения. Основной поток жалоб, видимо, пошел после того, как некое звено из посреднической цепи выпало, и люди, отдавшие деньги, оказались без искомого гражданства. Этот период как раз приходится на время ареста г-на Трапезникова...
Когда вся эта история всплыла на поверхность (признаюсь, что не без участия автора этих строк), Микитаеву пришлось покинуть свое теплое кресло на Старой площади. А вот у Трапезникова дела шли гораздо лучше. Возбужденное в его отношении уголовное дело то закрывалось, то открывалось опять. Но бизнес шел своим чередом.
ТЕ ЖЕ ПЛЮС ВЕТЕРАНЫ
Вернемся к занимаемым его фондом помещениям. Речь идет о просторных апартаментах бывшего Института марксизма-ленинизма, расположенного на улице Вильгельма Пика, 4. В свое время Госкомимущество – через арбитражный суд – пыталось расторгнуть с фондом договор об аренде этих помещений (видимо, и туда поступали сигналы о том, что помещения активно сдаются в субаренду – фирмочкам типа “Марго”). Но не довело свое начинание до логического конца.
В период парламентских выборов 96-го года г-н Микитаев – еще работая в президентской администрации – сколотил небольшой предвыборный блок и очень надеялся въехать в новый кабинет – в Охотном ряду. Но сперва постоянное местожительства понадобилось его предвыборному штабу, сформированному на базе упомянутого Конгресса гражданского согласия.
Собственно, табличка конгресса и прежде висела у входа в бывшие пенаты марксизма-ленинизма, г-н Микитаев решил закрепиться на этой территории де-юре – то есть всерьез и надолго. Потому и написал на фирменном бланке президентской администрации соответствующее заявление в Госкомимущество. Однако к тому времени кресло под г-ном Микитаевым уже шаталось. И чуткий к политической конъюнктуре Альфред Кох (в то время заместитель главы ГКИ Сергея Беляева) ответил вежливым отказом:
“Уважаемый Абдулах Касбулатович!
Рассмотрев Ваше обращение о предоставлении Конгрессу гражданского согласия России комплекса зданий по адресу: ул. Вильгельма Пика, д. 4, сообщаю, что в соответствии с распоряжением Президента Российской Федерации № 280-рп от 06.06.94 указанный комплекс зданий предназначен для размещения Московской федерации профсоюзов и Московского областного совета профсоюзов.
Кроме того, в данном комплексе размещены Международный фонд российско-эллинского единства, Российский институт социальных и национальных проблем, а также Государственная общественно-политическая библиотека, центр хранения современной документации, редакция журнала “Кентавр” и Государственная архивная служба России.
Учитывая, что указанный комплекс зданий находится под обязательствами и распоряжением Президента Российской Федерации, определено его дальнейшее использование, удовлетворить Вашу просьбу не представляется возможным”.
Не правда ли, замечательный образец чиновничьего эзоповского языка. Неясно главное: если это здание предназначено профсоюзам, то почему в нем сидят совсем другие, в основном малоизвестные структуры? Например, трапезниковский фонд?
Оказывается, 29 января 1992 года этому фонду распоряжением федерального правительства было выделено в аренду аж 3700 квадратных метров в этом здании. Уже через три недели президент это распоряжение отменил. Говорят, по настоянию Станкевича, опасавшегося за сохранность находящейся там же колоссальной библиотеки (более трех миллионов томов). Опасался он не напрасно. Из библиотеки за эти годы украли около 50 центнеров книг. К этому были причастны и сотрудники фонда. Впрочем, это уже другая история.
Как бы то ни было, решение Бориса Ельцина было проигнорировано, и фонд Трапезникова продолжал оккупировать 3,7 тысячи квадратных метров, активно сдавая их в субаренду. Впрочем, не исключено, что официально субаренда и не оформлялась, но факт, что на территории фонда можно было обнаружить десятка полтора самых разных организаций.
Бывший сотрудник президентской администрации Анатолий Мостовой (многие годы занимавшийся разоблачением Микитаева, Трапезникова и их команды) подсчитал, что при минимальной ставке арендной платы в данном районе – 250 долларов в год за один квадратный метр – за семь лет фонд вполне мог заработать 6,5 миллиона долларов. При том, что сам за аренду ежемесячно платил менее ста долларов рублями. Зачем государство сделало г-ну Трапезникову такой щедрый подарок – для всех и по сей день остается загадкой.
В конце концов арбитражный суд принял решение о выселении фонда. Но тут у него появились влиятельные защитники. 15 июля 1998 года в Мингосимущество обратился экс-премьер Виктор Черномырдин: “Прошу Вашего содействия согласно закону “О благотворительности и благотворительных организациях” передать фонду и его ветеранским организациям в безвозмездное пользование (раньше-то хоть какую-то плату просили. – А.М.) помещения по адресу: ул. Вильгельма Пика, дом 4, корп. 2, 3, 5”. О каких ветеранских организациях говорил Виктор Степанович, что он имел в виду – история умалчивает. Но руководитель Мингосимущества его понял.
27 августа и.о. министра Газизуллин отвечал:
“Общественные объединения в перечень указанных организаций (кому можно безвозмездно передавать госсобственность. – А.М.) не входят. Однако Международный фонд духовного единства российских народов, осуществляя благотворительную деятельность, имеет в своем составе воскресную школу (еще один веский аргумент! – А.М.). Мингосимущество России считает возможным поддержать предложение о размещении фонда на условиях безвозмездного пользования и представляет на рассмотрение проект распоряжения правительства РФ”.
Ларчик открывался просто. Черномырдин и его блок “Наш дом Россия” начали готовиться к очередным выборам. А для работы избирательного штаба и его многочисленных помощников и консультантов нужно много-много помещений в столице. Желательно бесплатных. Логика нормальная – той же логикой в свое время руководствовался и г-н Микитаев. А то обстоятельство, что госказна не досчитается еще нескольких миллионов долларов, вряд ли кого-нибудь смущает. Не те люди...
ПОД КРЫШЕЙ ФОНДА СВОЕГО
(Продолжение)
ВНАЧАЛЕ ИСЧЕЗАЮТ ДЕНЬГИ. ПОТОМ – ЛЮДИ
Считается, что пик активности фондостроителей – и связанных с их деятельностью разборок и уголовных процессов – пришелся на середину 90-х. В последнее время, говорят эксперты, данный вид бизнеса находится под особым присмотром компетентных органов, перестал быть таким льготным, как прежде, – и, соответственно, привлекательным для всевозможных “крыш”. А значит, эта страница в новейшей истории российской преступности окончательно закрыта.
Но криминальная хроника свидетельствует, что слухи о кончине махинаторов от благотворительности несколько преувеличены. Возьмем навскидку лишь несколько месяцев 1997–1998 годов – и обнаружим, что “инвалидный” бизнес идет своим чередом.
Октябрь 1997-го. Помощник председателя Международного общества глухих 32-летний Левони Джикия проводил вечер в кругу друзей в клубе глухонемых на Новопесчаной улице столицы. Около полуночи, когда г-н Джикия собирался уезжать, к нему на улице подошел неизвестный и после короткого разговора трижды выстрелил – практически в упор. Пули попали в плечо и в грудь. Преступник скрылся. Друзья попытались доставить раненого бизнесмена в Институт Склифосовского, но по дороге их задержала милиция, которой показалась подозрительной “БМВ-520”, с огромной скоростью несущаяся по Садовому кольцу (любопытно, что сами члены Международного общества глухонемых к стражам порядка в связи с инцидентом не обращались). Милиционеры вызвали “Скорую” – однако Левони скончался до приезда врачей. Кстати, этот человек был довольно известным в криминальных кругах – под кличкой Лео.
После этого убийства криминологи вспомнили, что в 1995–96 годах от пуль бандитов погибли председатель Московского правления ВОГ (Всероссийского общества глухонемых) Владимир Орлов, председатель Московского общества глухих Игорь Абрамов, вице-президент сотрудничавшей с ВОГ фирмы “Открытый мир” Магомед Мусаев, бывший председатель правления ВОГ Валерий Кораблинов. “Глухонемой” бизнес строился в основном на таможенных льготах. За время существования льгот через ВОГ и связанные с ним коммерческие структуры было пропущено товаров как минимум на 180 млн. долларов...
Ноябрь 1997-го. В Санкт-Петербурге разразился скандал в связи с сообщением об итогах проверки сотрудниками Контрольно-ревизионного управления Минфина деятельности фонда “Санкт-Петербург-2004”. Как следует из названия, фонд был создан для сбора средств на организацию Олимпиады-2004 в городе на Неве. Правда, очень скоро стало известно, что Олимпийские игры пройдут в Афинах, а вовсе не в северной столице России. Однако начались другие игры – с собранными деньгами. Тем более что “саккумулировать” удалось немало – 74 миллиарда рублей и еще полмиллиона долларов. Скидывались все: распорядители бюджета, частные спонсоры, банки.
Не дожидаясь решения Международного олимпийского комитета о месте проведения будущих игр, фондостроители истратили 9,5 миллиарда – почти 15 процентов от собранной суммы. Из них 5 миллиардов якобы ушло только на издание так называемой “Заявочной книги”, которую должен был представить каждый город-кандидат, 2 миллиона долларов – на оказание неких “консультационных услуг” со стороны некой швейцарской фирмы, и так далее. В итоге фонд был распущен, а материалы проверки переданы в питерское ГУВД.
Февраль 1998-го. Во всероссийский розыск объявлен соучредитель Фонда президентских программ (еще один президентский фонд!) Владимир Сеземов. Как и фонд “Россияне”, эта общественная организация была учреждена по указу Бориса Ельцина. Г-н Сеземов, начинавший свой бизнес в подмосковной Коломне, в середине 90-х стал представителем упомянутого фонда на Мальте. Купив там оффшорную компанию “Palmentet Real Escape Ink.”, предприниматель с помощью этой структуры стал активно переводить деньги фонда и своих собственных фирм за границу, а потом и сам окончательно покинул родину.
Как раз в то время, когда его бизнесом заинтересовалась налоговая полиция. Налоговики выяснили, что г-н Сеземов задолжал бюджету более миллиарда рублей. В итоге против соучредителя президентского фонда было возбуждено уголовное дело сразу по трем статьям: неуплата налогов, мошенничество и незаконная банковская деятельность. К поискам мальтийского беглеца подключился Интерпол.
Май 1998-го. Подобно г-ну Сеземову, в неизвестном направлении отбыл глава Приморского продовольственного благотворительного фонда (Владивосток) Игорь Чернозатонский. Эта организация была создана, как говорилось в уставных документах, с исключительно благими целями – для помощи малоимущим. Правда, основным занятием благотворителей стало привлечение вкладов населения. Свои сбережения вложили туда – дабы приумножить – десятки тысяч приморцев.
Десятки миллиардов рублей исчезли вместе с руководством фонда. Только после этого люди поняли, что под красивой вывеской спряталась обычная финансовая пирамида типа “МММ”. Краевая прокуратура начала расследование этой истории. Но то ли среди прокуроров обманутых вкладчиков не оказалось, то ли им хозяева фонда предусмотрительно компенсировали убытки – в общем, дело практически не расследовалось. Депутаты Думы Приморского края были вынуждены обратиться в Генпрокуратуру с призывом взять это дело под свой собственный контроль...
Обратите внимание: везде, где возникают криминальные скандалы в связи с деятельностью фондостроителей, фигурируют умопомрачительные суммы – миллиарды и миллиарды рублей. То есть миллионы долларов. Таких денег лишается государство, сплошь и рядом закрывающее глаза на откровенное воровство под видом благотворительности. С помощью таких денег вполне можно было бы помочь всем нашим сирым и убогим, однако... Однако сама технология расходования средств из государственной казны такова, что не предполагает их использования по прямому назначению. Впрочем, об этом парадоксе мы еще поговорим.
СОЦСТРАХ НА КОММЕРЧЕСКИХ РЕЛЬСАХ
Когда воруют благотворительные взносы и транжирят накопленную на льготах прибыль хозяева частных фондов – это еще можно как-то понять и объяснить. В конце концов, это проблема тех, кто этим фондам доверил свои средства. Иное дело – фонды государственные. В которые каждый работающий россиянин обязан отстегивать часть своей зарплаты – и которые, в свою очередь, обязаны помогать малоимущим. Казалось бы, уж здесь воровства быть не может – потому что не может быть никогда. Отнюдь. И в этих, казалось бы, казенных учреждениях руководители ведут себя как хозяева – нет, не как рачительные хозяева, но как конкистадоры, добравшиеся до сокровищ аборигенов...
Управление по борьбе с экономическими преступлениями (УЭП) ГУВД Москвы столкнулось с весьма необычной структурой, почему-то именуемой “холдингом”. Сотрудничество с этой организацией было заведомо убыточным, многие ее кредиторы оказались на грани банкротства. Однако ни в суд, ни в милицию никто не обращался. Более того, количество клиентов холдинга постоянно росло. Причем в их числе оказались солидные ведомства и крупные банки.
Ничего противозаконного в том, как работали со своими клиентами строительное ТОО “Балчуг-Девелопмент” и банк “Балчуг” (входящие в одноименный холдинг), на первый взгляд не было. Банки и предприятия, у которых появлялись “свободные” накопления, оформляли с ТОО самые обычные договоры на строительные или ремонтные работы. Рассчитывались предоплатой, через банк “Балчуг”, в виде кредитов под залог будущего строительства.
Но оказалось, что экскаваторы и подъемные краны работали только на бумаге. Дальше нулевого цикла ни одно из указанных в договорах зданий не поднималось. Однако “неудачливые” кредиторы обманутыми себя вовсе не считали и отношений с холдингом не прерывали.
Одним из самых щедрых его клиентов стал Фонд социального страхования России – видимо, у него было слишком много “свободных” средств. Все предприятия обязаны отчислять из своего фонда заработной платы 5,4 процента в ФССР. Эти деньги должны расходоваться на оплату больничных листов, декретных отпусков, помощь жертвам катастроф. Но выходит, слишком мало у нас в стране больных, слишком мало погорельцев.
Только в 1994–1995 годах руководимый Юрием Шатыренко ФССР перекачал в “Балчуг-Девелопмент” в виде ссуд и кредитов около 107 млрд. рублей. Деньги, которые, по идее, должны направляться на внутреннюю гуманитарную помощь, активно вкладывались в капитальное строительство. А также ремонт квартир якобы для малообеспеченных семей. Но почему-то квартиры подбирались такой площади и в таких местах, что были не по карману даже очень богатым людям.
Фактически это были те же многомиллиардные кредиты и ссуды, что давали “Балчугу” банки, но – замаскированные под программу по улучшению жилищных условий. Например, целых 7 млрд. рублей было уплачено за ремонт и передачу на баланс фонда всего восьми квартир на Страстном бульваре. Деньги “испарились”, рабочие в указанные в договорах здания так и не пришли. То же самое произошло с ремонтом офиса, на который перечислили 11 млн. долларов.
В аналогичных комбинациях в 1992–1995 годах приняли участие 11 банков. Соответствующими их статусу были и капиталовложения. По самым скромным подсчетам, “Балчуг” собрал у своих клиентов в общей сложности около 60 млн. долларов.
Самый щедрый “взнос” – 42 млн. долларов – сделали новые хозяева Братского алюминиевого завода – после денежной приватизации БрАЗ, как и другие производители “крылатого металла”, считается одной из “вотчин” небезызвестных братьев Черных.
И что самое любопытное, все эти вливания никак не отразились на финансовом состоянии ТОО “Балчуг-Девелопмент” и банка “Балчуг”. Обе организации к концу 1996 года... обанкротились.
Для чего же строились все эти воздушные замки и куда все-таки исчезли изъятые из касс предприятий и банков миллиарды? Ответ на второй вопрос был неоригинален. Как минимум 31 млн. долларов по всем правилам валютных операций был переведен в зарубежные оффшорные зоны (в основном на Кипр). Переводы оформлялись как проплата по договорам на приобретение за рубежом продовольствия и ширпотреба. Надо ли говорить, что ни того, ни другого в большинстве случаев “Балчуг” не дождался. Правда, для проформы некоторые договоры были частично исполнены, но общая сумма импортированного товара не превышает 90 тыс. долларов.
Характерно, что “Балчуг” никаких мер для розыска и возврата “уплывших” капиталов не предпринимал. Абсурд? Напротив. Столичные сыщики выяснили, что это была тонкая и хорошо продуманная игра.
Наши комбинаторы изобрели оригинальную схему, позволявшую без проволочек и на вполне законных основаниях перевести деньги клиентов за границу, преобразовать их в валютные счета, а при желании и обналичить. Проще говоря, чиновник или банкир, заключая договор на строительство, в реальности заключал негласный договор на валютную обналичку капиталов своего учреждения за рубежом. За эти услуги, по оперативным данным, взимались “комиссионные”:
“Балчуг-Девелопмент” имел с этих операций 10 процентов, а холдингу отходили еще 12.
Немудрено, что внешне убыточные операции на благосостоянии руководства холдинга никак не отразились. Следователи получили информацию от зарубежных коллег об активной закупке недвижимости в Чехии и Бельгии. Стало известно и о строительстве под Москвой (в частности, в Нарофоминском районе) пяти элитных поселков с ультрасовременными коттеджами. Все они оформлялись на знакомых гендиректора ТОО “Балчуг-Девелопмент” г-на Романова (оказавшегося в итоге под следствием), а потом потихоньку переходили в собственность больших и нужных людей.
Однако вся эта недвижимость, конфискованные кредитные карточки с немалыми валютными средствами и иномарки, по предположению следствия, являлись лишь побочным продуктом глобальной операции холдинга по изъятию из денежного обращения страны нескольких сотен миллиардов рублей.
Столичным борцам с экономическими преступлениями совместно со следственным комитетом ГУВД Москвы удалось эту грандиозную аферу распутать и добиться ареста г-на Романова и главы Фонда социального страхования г-на Шатыренко.
Кстати, последний привлек внимание спецслужб прежде всего своей склонностью к роскоши и мотовству. Имея скромную зарплату чиновника, он, по оперативным данным, только на празднование своего 50-летия в элитном поселке “Голубая речка” (один из тех, что возвел г-н Романов) потратил 50 тысяч долларов.
Если верить информации, собранной сотрудниками УЭПа, распорядитель российского соцстраха – владелец 2,5 га земли в самых престижных местах Подмосковья, нескольких коттеджей в Нарофоминском районе, дома в Барвихе – а ко всему этому пяти многокомнатных квартир в Москве и роскошного “Крайслера”. Только на одной из многочисленных квартир г-на Шатыренко правоохранители при обыске обнаружили 24 тысячи долларов наличными и аудиоаппаратуру примерно на такую же сумму.
Дело потихоньку двигалось к обвинительному заключению. И все было бы хорошо, если бы не вмешались судьи, которые решили продемонстрировать свою независимость.
Об этом инциденте я узнал почти случайно. Мне как-то довелось просматривать в канцелярии Тверского суда папочку, где были отмечены все случаи отпуска подследственных под залог. Сразу бросалось в глаза, что статьи УК, по которым проходили 70 счастливчиков, в первом полугодии 1997 года покинувших стены Бутырки до приговора, одни и те же. Это, как правило, мелкие хулиганы и наркоманы, задержанные с небольшой дозой наркотиков.
Из общего списка выделялись четыре уголовных дела, возбужденных по статьям о крупных хищениях. Каково же было мое удивление, когда я обнаружил, что двое из этой четверки счастливчиков – те самые комбинаторы, которых так долго пытались изобличить московские сыщики. Выложив за свою свободу соответственно 110 и 200 млн. рублей (рекорд 1997 года), из узилища вышли гендиректор ТОО “Балчуг-Девелопмент” Вячеслав Романов и бывший глава Фонда социального страхования России Юрий Шатыренко.
Между прочим, правоохранители тех стран, где осели деньги российского соцстраха, отпуская до суда грабителя или мошенника, берут такой залог, чтобы в случае бегства этого человека был бы адекватно возмещен причиненный им ущерб. У нас все наоборот: разве можно сопоставить 110-миллиардное хищение с 200-миллионным залогом?
Как бы там ни было, Юрия Шатыренко отпустили. В связи с плохим самочувствием: адвокаты раздобыли справку о том, что десять лет назад у него обнаружили злокачественную опухоль и удалили почку. В день, когда выпускали Шатыренко, к дому правосудия подкатила карета “Скорой помощи”: прямо из суда его отвезли в ЦКБ. Но уже через два дня “тяжелого” больного выписали. За нарушение режима. Как сообщил следователю ГУВД Москвы главврач Николаев, в десять вечера “пациент самовольно покинул территорию больницы... не ночевал... вернулся утром в состоянии алкогольного опьянения”. В ту теплую апрельскую ночь “больной” бурно отмечал свое освобождение...
Кстати, решение об изменении меры пресечения экс-шефу Фонда соцстраха принимала сама председатель суда Ольга Сергеева. Возможно, рядовые служители Фемиды брать на себя такую ответственность отказались.
Надо ли говорить, что после выхода на волю наших комбинаторов расследование их авантюр сильно затормозилось.
Между тем компетентные органы выяснили, что махинация с “Балчугом” – не первая и не последняя афера в тот период, когда российским соцстрахом руководил Юрий Шатыренко.
Сорока одного миллиарда рублей ФССР лишился благодаря сотрудничеству с неким АОЗТ “Бразкомпани”. Деньги были перечислены на поставку продовольственных наборов для нуждающихся ветеранов Великой Отечественной войны. Надо ли говорить, что вожделенные наборы так и не попали в холодильники наших дедушек. “Бразкомпани” отработала свои обязательства лишь на четверть. Глава фирмы, бывший советский гражданин Медведковский (он уехал на ПМЖ “в страну диких обезьян”, но там у него бизнес не сложился, оказавшись в долгах как в шелках, он вернулся на родину), аналогичным образом “кинул” и крупный банк, и милицию, и несколько коммерческих фирм. Но финансисты МВД свои деньги все-таки вызволили, а глава ФССР г-н Шатыренко даже и не пытался – как и в случае с “Балчугом” – качать права. Об этой авантюре стало известно лишь при новом руководстве фонда.
Но и это не все. 269 миллиардов рублей Фонд соцстраха потерял на операциях с фондом “Реформа” – точнее, с одноименным банком, учрежденным как бы при фонде. “Реформу” возглавляли весьма известные люди – председателем был академик Станислав Шаталин, а генеральным директором – экс-кандидат в президенты России Мартин Шаккум.
Хотя для Юрия Шатыренко, если судить по другим финансовым махинациям в тот период, когда он стоял у руля российского соцстраха, – громкие имена вряд ли имели какое-то значение. Он действовал, как говорится, невзирая на лица. В данном случае – Фонд соцстраха зачем-то покупал у банка “Реформа” его ничем не обеспеченные векселя. Причем всего-навсего под один процент годовых. Но и при таких условиях они в срок не погашались – а фонд, вместо того чтобы судиться, покупал все новые и новые. Какую выгоду от этого имело малоимущее население страны, которому предназначались деньги фонда, – сказать трудно. Ладно бы они вкладывались в реформы – так ведь не в реформы, а в “Реформу”. Но вот то, что для г-на Шатыренко его труд принес определенные плоды, уже очевидно. Как только его со скандалом удалили из ФССР, он, не долго думая, пошел работать в фонд Шаталина – Шаккума. Так приватизаторы из команды Чубайса после разоблачений и отставок переходили в коммерческие структуры, связанные с Потаниным и группой ОНЭКСИМ, – забыв, что еще недавно они божились, что никогда и ни в чем этой финансовой структуре не протежировали.
Итак, только на трех аферах, ставших достоянием гласности, – а сколько их было всего, известно, наверное, одному г-ну Шатыренко, – Российский фонд социального страхования потерял около 400 миллиардов рублей (80 миллионов долларов) – сумму, сопоставимую с крупной статьей государственного бюджета.
Что касается фонда “Реформа”, то у него, как выяснили проверяющие из Счетной палаты, тоже весьма богатый послужной список. Среди его жертв – не только Российский фонд соцстраха, но и Государственный фонд занятости. Так, для создания рабочих мест в Дагестане Федеральная служба занятости перечислила “Реформе” 25 миллиардов рублей. Более-менее по назначению (и то под большим вопросом) было истрачено лишь 7 миллиардов. Куда делись остальные деньги, ревизоры не поняли. Может, на предвыборную кампанию Мартина Шаккума?
– В социальных фондах идет самое настоящее воровство. Чиновники украли несколько миллиардов долларов! Это явное поле для прокурора, который... пока молчит.
Так прокомментировал сложившуюся ситуацию председатель Комитета по социальной политике Государственной думы Сергей Калашников. Комментарий он дал в ноябре 1996 года, в самый разгар деятельности другого фонда, – к которому самое непосредственное отношение имел уже сам г-н Калашников.
VIP-КЛУБ ВАЛЕНТИНА КОВАЛЕВА
В те времена, когда ни у кого и в мыслях не было проводить обыски у Валентина Ковалева, он вел дневник. Говорят, собирался писать мемуары, даже название для них сочинил: “Записки министра”. В дневник он заносил все самые существенные события недели. В частности, сколько раз и кто именно сказал ему, что он – будущий президент.
И он стал президентом. Правда, не страны, а фонда. Фонда общественной защиты гражданских прав, о котором никто из читателей наверняка не слышал, да и сотрудники Следственного комитета МВД узнали случайно, работая по делу банкира Ангелевича. Как известно, криминальные и полукриминальные структуры очень любят заниматься благотворительностью. Меценатствовал и Монтажспецбанк. Весьма щедрые взносы были сделаны в ковалевский фонд, который, в свою очередь, имел в банке счет на двести с лишним тысяч долларов. Более чем солидная сумма для малоизвестной общественной организации. Примерно столько же лежало и на личном счету Ковалева в этом же банке.
Впрочем, в учредителях и руководителях фонда значились и впрямь солидные люди: министр Ковалев, помощник министра Максимов, сотрудница Минюста Кучина, председатель думского комитета Калашников (впоследствии ставший министром труда), руководитель фирмы “Реал” и банка “Флора” Отдельнов. К тому времени следователи уже обнаружили у Ангелевича знаменитую видеокассету “Ковалев в бане” (вместе с ним и девочками, кстати, парился в той бане и Максимов), а в блокноте перечень покровителей, способных “отмазать” от суда, – среди благодетелей был все тот же Ковалев.
Фонд учрежден в декабре 1994 года, за несколько недель до назначения Ковалева министром юстиции. Гендиректор фонда Валентина Кучина до работы в Минюсте была обычной пенсионеркой. При Ковалеве она устроилась в Финансово-экономическое управление Минюста, сбавив в анкете свой возраст на 10 лет (вместо 1938-го был указан 1948 год рождения). Проработав недолгое время на должности специалиста, она уволилась и стала общественным помощником Ковалева. До нее гендиректором фонда был помощник министра Андрей Максимов.
Еще больше фондом заинтересовались, когда на свет выплыл его договор с некоей оффшорной компанией. Фонд субсидирует прописанную на Кипре фирмочку на 500 тысяч долларов, а та через десять лет обязуется выдать фонду кредит в 10 миллионов долларов. Как такое возможно и какое это имеет отношение к защите гражданских прав (то есть к уставной цели Ковалевского фонда) – вопросы из области риторики. Правда, в другом подобном договоре говорилось: фонд направляет средства “на исследование судебной практики судов Москвы и Московской области с 1993 по 1995 гг.”. Как раз по профилю ведомства г-на Ковалева. Все бы хорошо, да только банком “Пересвет”, куда должны были поступить средства для некоего АОЗТ “Сапсан”, этот самый “Сапсан” никогда не обслуживался. АОЗТ и не думало исследовать работу судов (действительно – кому это надо?), но тут же переправило всю сумму (около 100 млн. рублей) третьей фирме, известной только тем, что ее руководитель скрывается за границей от нашей налоговой полиции.
Проверка КРУ Минфина подтвердила: из 4 миллиардов (старых) рублей, поступивших в фонд от спонсоров и меценатов, как минимум 2,5 миллиарда пошли на неуставные цели. Что это значит на самом деле, читателю растолковывать не надо...
Для чего создано и чем занимается Министерство юстиции, знают лишь очень продвинутые в правовых вопросах люди. Помню, как однажды попал впросак ведущий программы “Итоги” Евгений Киселев. Он долго пытал в прямом эфире нынешнего министра Павла Крашенинникова. В частности, интересовался, как тот собирается реагировать на погромные призывы генерала Макашова. Оказалось, что все подобные вопросы – не по адресу. Зачем вызывали министра в телестудию, никто не понял.
Вот и спонсоры не очень понимали, каковы функции и возможности у Валентина Ковалева. Но деньги его фонду на всякий случай давали. Кто – пару сотен миллионов рублей, кто – миллиард. Существовала и негласная такса: для вступления в “клуб Ковалева” нужно выложить 200 тысяч долларов. Говорят, помощник министра, он же гендиректор фонда, г-н Максимов лично объезжал бизнесменов с предложением скинуться. В особо торжественных случаях потенциальных спонсоров принимал в своем кабинете, облачившись в специально сшитый красивый мундир генерала от юстиции, сам г-н Ковалев. Спонсоры верили: человек с большими звездами на погонах может повлиять на любое судебное решение.
Кроме Монтажспецбанка, фонд спонсировали “Лукойл” (компания перечислила 200 млн. рублей), МФК (1 млрд. рублей). Московский трастовый банк (50 млн. рублей), “Русский сахар” (около 1 млрд. рублей). Все эти вливания считались благотворительными взносами и налогами не облагались.
Меценаты заблуждались. Минюст не входит в число тех организаций, которые имеют реальное влияние на суд. Что же касается “ответных услуг” меценатам, то пока зафиксировано только два любопытных эпизода. Первый связан с передачей ГУИНа (бывшего ГУЛага) из МВД в Минюст. На полном серьезе обсуждался проект, по которому деньги, предназначенные для финансирования всех колоний страны, будут лежать на счетах в Монтажспецбанке. Этим планам помешал арест главы банка Ангелевича. Другой проект касался счетов судебных приставов: их собирались перевести в упомянутый банк “Флора”. Но и из этого ничего не вышло.
Впрочем, есть основания полагать, что основные цели меценатов все же были достигнуты. По крайней мере, даже узнав о деле, возбужденном по факту хищения денег из фонда, “обманутые” спонсоры ни в суд, ни в следственные органы не обратились.
Не нужно быть министром юстиции, чтобы знать, что такое гражданские права и как их общественно защищать. Для начала каждый руководитель фонда получил по “Волге” (всего было закуплено четыре автомобиля). Г-ну Ковалеву, имевшему служебный “Мерседес” с номером “006” (за что его прозвали “министром 006”), еще одна машина была ни к чему – и на ней разъезжала жена.
Да и дополнительных средств для загранпоездок министру и его помощнику вроде бы не требовалось: вся оплата шла по линии Минюста. Но, уезжая в Иран или Австралию, чиновники получали командировочные еще и из кассы фонда. Г-н Максимов (ныне находящийся в сизо) на допросах пояснял, что скудные министерские лимиты не обеспечивали его проживание в пятизвездочной гостинице. А выходить к солидным иностранцам из дешевых отелей помощнику министра как-то неприлично.
Андрей Максимов в начале 90-х возглавлял фирму “Алъфа-хронос” (торговля компьютерами). Привлекался к уголовной ответственности за контрабанду и должностной подлог. Следствие велось в КГБ СССР. Дело закрыли за отсутствием состава преступления. Работал одновременно в Минюсте (помощником министра), в фонде (гендиректором) и в банке “Флора”. Соучредитель фонда Михаил Отдельнов считается негласным хозяином банка “Флора” и Волгоградского алюминиевого завода. Ковалев и Максимов имели во “Флоре” личные счета.
Иран, Словакия, Швейцария, Австралия, Индонезия... Ковалев так любил загранкомандировки, что однажды получил замечание от премьера: кадровики Черномырдина подсчитали, что чаще руководства Минюста за рубеж выезжают только главы еще двух ведомств.
Не надо быть доктором юридических наук, чтобы понимать: для эффективной защиты своих гражданских прав необходимы большие деньги. Лучше всего – наличные. Руководители фонда эту проблему решали успешно: из 4 миллиардов, поступивших от меценатов, к началу следствия на счетах фонда осталось около 200 миллионов. Зафиксированы десятки контрактов с фирмами, созданными подставными лицами и имевшими счета в несуществующих финансовых учреждениях. По пять-шесть фирм-однодневок группировалось вокруг банка, через который шла обналичка. Так, одна из групп коммерсантов обналичивала деньги в банке “Фалькон”, где работал сын г-жи Кучиной. По какому принципу конверты с наличкой распределялись между руководителями фонда (и перепадало ли что-нибудь меценатам), предстояло выяснить следствию.
Для начала обвинения в хищении были предъявлены бывшему гендиректору Максимову и новому гендиректору Кучиной – ее, учитывая преклонный возраст, арестовывать не стали. Ограничились подпиской о невыезде. А так любивший пятизвездочные отели помощник министра оказался в Бутырке.
Волна оперативно-следственных мероприятий в отношении бывших и нынешних сотрудников Минюста – допросы чиновников, выемка документации, обыски – докатилась и до г-на Ковалева. Сразу оговоримся, что в его трехэтажном коттедже в поселке Суханове ничего особо интересного не обнаружили. Милиционеры только немного удивились безвкусной обстановке и обилию порножурналов. Впрочем, о наклонностях экс-министра уже знает вся страна. Гораздо интереснее судьба самого особняка.
Дело в том, что среди влиятельных друзей министра был и глава ФАПСИ Александр Старовойтов. Однажды начальник спецслужбы вручил начальнику юстиции пистолет “ПМ” – за заслуги в развитии систем связи в России. Почему-то доктор юридических наук забыл этот “ствол” зарегистрировать.
Понятно, что подарок оружия – жест символический. В практическом же плане вхождение в “клуб друзей Старовойтова” означало открытие счета в РАТО-банке (здесь кругленькие суммы хранили многие руководители ФАПСИ) и прописку в элитном поселке Суханове, возведенном, кстати, на заповедных землях.
Оказалось, что в жилищных вопросах министр юстиции крайне привередлив. Дважды ему предлагали великолепные коттеджи – и оба раза он их с негодованием отвергал. А глаз положил на виллу, которую занимал основатель поселка, руководитель фирмы “ТА ltd.” Ганыкин. Домик “весил” почти 600 тысяч долларов.
Дальше все произошло как в сказке – “была у зайчика избушка лубяная, а у лисы – ледяная”. Ковалев был оформлен как сотрудник фирмы Ганыкина, въехал в его дом, а сам бизнесмен начал строить себе новый – в чистом поле. Однако не достроил. Однажды г-н Ганыкин вышел из своего московского офиса, сел в машину – и полетел... Кто взорвал бизнесмена и связано ли это с новосельем министра – загадка для компетентных органов.
Как бы то ни было, для экс-министра, его жены и дочери трехэтажный коттедж стал тесноват. В 1998 году активно возводилась еще одна вилла – на 20 сотках в Одинцове. Оказывается, экс-министр может обходиться и без меценатов. Ведь по подсчетам правоохранительных органов, только на личных счетах в российских банках (а есть еще и заграничные) Валентин Ковалев скопил в общей сложности 1 миллион долларов. Исключительно полезными для него и его семейного бюджета оказались два с половиной года, что он просидел в Минюсте, считающемся одним из самых бедных министерств России.
ГРИГОРИЙ ЛЕРНЕР: ЖИЗНЬ И ТЮРЬМА
ОДИССЕЯ САМОГО ИЗВЕСТНОГО АФЕРИСТА 90-Х ГОДОВ
За последние годы сбылись наиболее мрачные прогнозы тех, кто предупреждал о проникновении щупалец российского спрута в цивилизованные страны. Главари постсоветской преступности живут, погибают и садятся в тюрьмы исключительно на Западе. Сюда же тянутся все нити самых отчаянных российских афер. А центром, основной базой криминальной эмиграции стал, безусловно, Израиль. Именно эта страна была стартовой площадкой для европейских гастролей лидера солнцевской братвы Михася (гастроли, как мы знаем, закончились женевской тюрьмой). Сюда же после атаки на пушкинскую группировку федеральных борцов с организованной преступностью перебрался и лидер пушкинцев Акоп Юзбашев по кличке Папа. В Израиле искал (и нашел) помощников для кражи и сбыта раритетных рукописей Дмитрий Якубовский. В той же стране обосновался авторитет измайловской группировки Антон Малевский. Гражданином Израиля по фамилии Жлобинский являлся лидер ореховцев Сергей Тимофеев (более известный под кличкой Сильвестр), который до того, как его взорвали в “Мерседесе” в центре Москвы, носил гордый титул “короля беспредела”.
Полиция Израиля долгое время смотрела на северных пришельцев сквозь пальцы. Но в 1997 году в аэропорту Бен-Гурион был арестован человек, которого одни считали едва ли не самым крупным и удачливым израильским бизнесменом последней волны эмиграции, другие – крупнейшим теневым воротилой, третьи – “крестным отцом” русской мафии в Израиле. Кем был на самом деле Цви Бен-Ари, он же Григорий Лернер, теперь решили попытаться выяснить израильские следователи.
Вместе с Лернером была арестована группа его компаньонов, среди которых – вдова (по другой версии, бывшая подруга и только фиктивная жена) Сильвестра Ольга Жлобинская, она же Илона Рубинштейн.
Первое и предварительное обвинение – присвоение мошенническим путем 85 миллионов долларов, принадлежащих трем российским банкам (Мосстройбанку, Межрегионбанку и Мострансбанку), и “отмывание” в Израиле средств русской мафии. Кроме того, сообщалось, что группа подозревается в организации заказных убийств, покушений и подкупе израильских политиков.

Сегодня - я, а завтра - ты...

суббота, 11 декабря 2010 г.

Кольцо моих блогов:

среда, 1 декабря 2010 г.

Бригада

четверг, 4 февраля 2010 г.

Бандиты в белых воротничках

Архив блога

Интересные сайты:

суббота, 11 декабря 2010 г.